Наумлюк, М. В. Американская литература о Второй мировой войне : ("окопная правда" и рождение нац. мифа) / М. В. Наумлюк // Наука и образование. - 2005. - № 6. - С. 35-40.

36 ДУХОВНОСТЬ И ВРЕМЯ девушка всхлипывает, вспоминая жениха, который в это же время едва избегает смерти, а после дезертирует с войны, цель которой ему не понятна. Евгенидис объясняет, что в условиях благополучия и сытости героиня не в состоянии воспринимать трагедию других людей, и констатирует, что вторая мировая война была чужой для абсолютного большинства американцев. Мировую войну в Америке и американской литературе заметили не сразу. Изначально оказались популярны идеи изоляции от военных действий в Европе с целью сохранения страны и ее населения. Рузвельт в третий раз стал президентом с лозунгом о том, что он обеспечит мир и ни один американец не погибнет на войне. Однако в Америку хлынули эмигранты, среди которых были великие писатели: Томас и Генрих Манны, Морис Метерлинк, Эрих-Мария Ремарк, Бертольт Брехт, - и идеи изоляционизма рухнули. Мощная и страстная публицистика европейцев ярко интернационального и антифашистского характера всколыхнула и американскую литературу. Появились первые художественные произведения самих американцев о войне, но в отсутствии реального опыта они носили поверхностный и плакатный характер, даже в том случае, когда были написаны такими признанными мастерами, как Джон Стейнбек или Лилиан Хеллман. Пирл-Харбор в декабре 41 года уничтожил иллюзию непричастности и напомнил американцам, «по ком звонит колокол». Понимание войны приходит в американскую литературу позже, когда возвращаются солдаты, осознаются безвозвратные утраты, когда внутренний мир пришедших с войны переполняется противоположными эмоциями: радостью жизни и ощущением горьких потерь. По меткому выражению одного из американских критиков, в вещевом мешке каждого солдата лежал свой роман о войне. Кто-то из фронтовиков выплеснул чувства стихийно в первые послевоенные годы, кому-то понадобилось не менее 10-15 лет. Среди них - Норманн Мейлер с романом «Нагие и мертвые» (1948), Джеймс Джонс («Отсюда и в вечность», 1951), Герман Вук («Восстание на Кейне», 1951), Энтони Майер («Однажды орел...», 1968). Для американских писателей-фронтовиков важно было рассказать всю, даже самую страшную правду о войне, так называемую «окопную правду», выразить ее в образах и словах, близких к реальности. Джеймс Джонс в многочисленных интервью подчеркивает стремление к правде: «Человеческий удел на войне и что она для нас значила - это война, что значила на самом деле, а не в наших фантазиях о ней». Джонса, как и многих других, беспокоило, что разбогатевшая за годы войны Америка не воспримет «окопную правду» и довольно быстро под звон военных оркестров превратит ее в героические легенды и присоединит к национальному мифу - Американской Мечте. Так оно и случилось. К.Воннегут в романе «Бойня № 5, или Крестовый поход детей» (1968) раскрывает механизм перехода правды в область мифа средствами кинематографа: «Вы притворитесь, что вы были вовсе не детьми, а настоящими мужчинами, и вас в кино будут играть всякие Фрэнки Синатры и Джоны Уэйны или еще какие- нибудь знаменитые скверные старики, которые обожают войну. И война будет показана красиво, и пойдут войны одна за другой. А драться будут наши дети, вон как те наши дети наверху» (2, с.35). Подменить правду о войне красивой картинкой было несложно, поскольку военные действия разворачивались вдали от континента, сама война была «чужой» для граждан США и экзотикой для читателей военных романов. И в самом деле, место действия романов о войне - это тихоокеанский регион, Филиппины, Гавайи, Новая Гвинея, а значит, несмотря на интенсивные военные действия, ничто не угрожало самой Америке. Мир, описанный в каждом произведении, необычен для простого американца, например, как у Н. Мейлера в романе «Нагие и мертвые» (1948): «Оперативную группу предупредили, что леса на Анапопее непроходимы... В глубине джунглей, как правило, росли гигантские деревья высотой почти в сотню ярдов... Жара и влага проникает во все поры растений, и листья вырастают до чудовищных размеров... Воздух в глубине джунглей неподвижный, стоячий, здесь вечно темно» (3, с.51). Военный конфликт с японцами отходит едва ли не на второй план, поскольку главным становится преодоление солдатами природных препятствий. В том же романе взвод направляется в разведку, однако, главную опасность представляют не японцы, а скалистое ущелье и высокая гора. Кто-то сорвался в пропасть, кто-то изнемог от усталости, часть солдат с проклятьями взбиралась на гору, и «самой большой и единственной радостью, какую они могли себе представить, было прекратить карабкаться на гору». На обратном пути, практически не встретившись с врагом, солдаты подверглись нападению шершней: «Для взвода это явилось последним и непереносимым испытанием. Боль от каждого укуса разливалась по всему телу и давала выход новому неистовому взрыву отчаяния». Солдаты побежали, по пути бросая винтовки и рюкзаки. «С разведкой было покончено». В конце романа выявляется, что эти страдания были напрасны. Оказывается, «операция давно закончилась» (7,с.559-561). Враг напоминает о себе - это японцы, но на фоне конфликта человека с природой он почти нереален как некое обобщение чуждой силы. Столкновения лицом к лицу с противником практически не происходят, в основном, летают самолеты, рвутся бомбы и снаряды, никто не разоряет твой дом, не убивает