Конецкий В.В. Рассказы и повести разных лет. Москва, 1988.

А его хозяин в это время сидел у женщины, с которой был у него неровный, прерывистый роман, и рассказывал ей о дрессировщике-немце. Женщина ж е не слушала его и все только говорила: — Алексей, тебе нельзя пить, это дурно кончится, я тебе без шуток говорю, разве можно так? — Он настоящий артист, этот немец! — бормотал дрессировщик.— Что ты в этом понимаешь? Какой ритм! У него не сердце, а бульдозер... Он разогревается точно к сроку... Начинает посылать тигрицу через с ебя с тумбы на тумбу, понимаешь? И все не дает ей разрешения пры­ гать, и все время обманывает ее и злит, а зритель думает, чго она упрямится и он не может с ней справиться, понима­ ешь?.. Какая тишина в цирке!.. И тут с него начинает лить пот градом... Понимаешь, что я говорю?.. Ему делается жарко именно тогда, когда в цирке пик напряжения!.. Грандиозный артист... Но и я не хуже, можешь мне пове­ рить... А Каир порвал Персея. Нужно было сразу ухо пришить обратно... Хороший врач это бы, наверное, смог, а, как ты думаешь? Теперь лев остался без уха, черт знает какое безобразие!.. И Бандит скоро уж е сдохнет, и при­ дется заводить другого пса... Этот Бандит все про меня знает... Утром дам ему касторки... Касторку утром давали тигренку. Он объелся рыбьим жиром. А Бандита дрессировщик потихоньку от админи­ страции закопал во дворе цирка. ИЗ ДНЕВНИКА БОКСЕРА У тром в воскресенье Клавдия Агафоновна: — Аполлон, киса моя, идем гулять! Принес поводок и намордник. Унизительно. Но привык. Приучили, вернее. Вышли на двор. Запахи сырых дров, сосулек, подваль­ ной гнилой пряности и тысяча других. Вздрогнул от радости предвкушения встречи с Хильдой — немецкой оз- чаркой из пятой квартиры. На дровяной поленнице лежали и грелись на солнышке кошка Мурка и кот Барсик. Не хотел ссориться. Но Мурка: — Эй, сукин сын, не жмет тебе намордник? Сделал вид, что не расслышал. 165