Фёдоров П.В. Лапландский вопрос: к 180-летию демаркации российско-норвежской границы. Наука и образование. 2006, № 7, c.77-81.

78 РЕГИОНАЛЬНЫЙ КОМПОНЕНТ претензий на Балтийский регион, а вместе с тем - и на земли Крайнего Севера, где сталкивались международный интересы. Не столько сама Лапландия с ее бесплодными землями интересовала правительство, сколько споры вокруг нее, создававшие удачный предлог для продвижения российских амбиций в европейское пространство. По мере укрепления Российского государства «лапландская карта» приобретала все больший вес в «московском пасьянсе». Интерес Москвы к Кольскому Северу зародился еще до подчинения Новгорода: московские князья, посылавшие на Кольский полуостров «ватаги» за ловчими птицами для княжеской охоты, считали Терскую сторону сферой своего влияния, требуя, чтобы новгородцы туда не ходили [7. С.1]. После присоединения Новгорода претензии Москвы естественно были перенаправлены в сторону совладелицы округа Дании. Возобновление старых территориальных притязаний в XVI в. в значительной степени было вызвано как ростом могущества новых владельцев округа, что позволяло последним изыскивать ресурсы в том числе на урегулирование спорных пограничных проблем, так и начавшимся в XV в. процессом русского заселения южной части Кольского полуострова. В первой половине XVI в. московские власти первыми начинают наступление и проводят курс на приобщение лопарей-язычников к православной русской вере, что должно было закрепить территорию их проживания за Русским государством. Так, в 1526 г. Великий князь московский Василий III поручил новгородскому архиепискому Макарию отправить на Крайний Север священнослужителей для совершения обряда православного крещения саамов. Этому предшествовала большая миссионерская работа. В Лапландии проповедникам православия (Трифон, Феодорит и др.) открывалось широкое поле деятельности, но в пределах Кольского полуострова, т.к. лопари, жившие в Финмарке, в свое время уже подверглись влиянию католичества. Однако сама церковь в Норвегии тогда переживала упадок, вызванный реформацией, и это избавило православие от западного конкурента. Деятельность православных миссионеров в восточной части датско-московского округа, в целом увенчалась успехом также благодаря выбранной ими гибкой тактике. Действовавший вблизи рек Колы и Туломы Феодорит, относясь к числу так называемых «нестяжателей», сделал ставку на культурно­ просветительскую работу, изучение саамского языка, переводы Библии и т.д. Правда, предложенная им модель монастыря не претендовала на хозяйственное освоение края. Оказавшись материально слабым, монастырь Феодорита распался и его монахи ушли на реку Печенгу, к Трифону. Трифон же, напротив, следуя иосифлянской тактике, строил свою миссионерскую деятельность при помощи вовлечения саамов в торгово-экономические отношения. Поэтому в отличие от Феодорита он занимался укрупнением своей обители: приобретал земли, развил хозяйство, получив при этом поддержку Ивана Грозного. Основание Печенгского монастыря в середине XVI в. имело огромное значение для утверждения православия, а значит и русской государственности в наиболее спорном, северо-западном районе Кольского Севера, непосредственно граничащем с Финмарком. Надо сказать, что московские власти в XVI в. особенно поддерживают на Кольском полуострове православные монастыри, в том числе и те, которые находились за пределами края, жалуя им здесь земельные владения, причем иногда вместе с лопарями. С учетом того, что лопари по-прежнему оставались двоеданными, эта мера ярко свидетельствует о нежелании Москвы сохранять округ совместного владения и учитывать интересы его совладелицы Дании. При этом московские власти не сбрасывали со счетов политических преимуществ и от налаживания конструктивного сотрудничества с лопарями. Не случайно еще великий князь Василий III в 1517 г. предупреждал русских сборщиков дани о недопустимости произвола в Лапландии [2. С. 134]. Усиление русского влияния на Кольском полуострове произошло и вследствие проникновения русских поморов на Мурманское побережье, где со второй четверти XVI в. они стали осваивать тресковые промыслы в Баренцевом море. Это привело не только к появлению сезонных русских становищ на берегу, но и к возникновению международного торга с иностранцами. Последний имел для Российского государства большое значение, т.к. страна тогда не имела удобного порта для международной торговли. И этим портом в 70- 80-е годы XVI в. становится Кола на Мурманском берегу. На торг ежегодно собирались купцы из западноевропейских стран, внутренних районов России и местные жители. Возросшее русское влияние в восточной части датско-московского округа не могло не раздражать датского короля Фредерика II, который решил с чужеземных торговых судов, идущих на Мурман, собирать дань. Поскольку эта мера вызвала противодействие со стороны торговцев, Фредерик решается на еще более жесткий шаг, приказывая своим подчиненным захватывать идущие на Мурман и с Мурмана чужестранные суда, причем, делать это даже в Кольском заливе, «ибо Кола принадлежит на столько же Норвегии, на сколько и России» [4. С. 120-121]. Датская эскадра, контролировавшая в 1582 г. побережье Мурмана,