Пожидаева, О. В. Психоделика в русской словесности - миф или реальность? : размышления над статьей последнего словаря-путеводителя по современной русской словесности Сергея Чуприна / О. В. Пожидаева // Наука и образование. - 2010. - № 11.

174 Современные проблемы педагогики, психологии, истории хал, —ничто» < ...> «Самое исчерпывающее фило софское понятие —ничто. Бермудский треугольник. Приборы на нуле. Машины корабля заглохли. Рули не подчиняются. Компас не действует. Глубина и пу стота океана. Бездонный колодец. < ...> Но не могу я согласиться с этим „ничто"»1. Россия сравнивает ся с бермудским треугольником, и хочется герою не обретения пустоты, а ее наполнения. Свое пространство пустоты и безумия созда ст В. Пелевин в романах «Чапаев и Пустота», «Generation „ГГ». Горой последнего, В. Татарский, бывший филолог-переводчик, пытаясь выжить в со временном мире, становится криэйтором (не твор цом), создателем рекламы. Сама жизнь настолько изменила сознание поколения, что никакие хими ческие психоделики, периодически принимаемые героями, не могу т но силе воздействия сравниться со средствами массовой информации. Результатом трансформации сознания, духа и психики стал «ре альный клиент» (по Пелевину, «оранус» —синтез оральных и анальных инстинктов), а он не жела ет «вечного и неизменного» —он желает понятного и физиологически приятного. «Просветление» пелевинского героя после по требления «вавилонской марки» завершается молит вой: —Господи, к тебе воззвах... Я так виноват перед тобой, Я плохо и непра вильно живу, я знаю, Но я в душе не хочу ничего мерзкого... Я никогда боль ше не буду есть эту дрянь. Я... Я про сто хочу быть счастливым. А у меня не получается ... Я ведь ничего боль ше не умею, как писать плохие слоганы. Но Тебе, Господи, я напишу хороший — честное слово. Они ведь тебя неправиль но позиционируют. < ...> Кое-как встав с коленей, Татарский добрел до стола, взял ручку и прыгающим паучьим по черком записал: «Плакат (сюжет клипа): длинный белый лимузин на фоне Хра ма Христа Спасителя. Его задняя дверца открыта, и из нее бьет свет. Из света высовывается сандалия, почти касающа яся асфальта... Лика не видим. Только свет, машина, рука и нога. Слоган: Хри стос Спаситель. Солидный господь для солидных господ.» Бросив ручку, Татар ский поднял заплаканные глаза в пото лок. «Господи, Тебе нравится?» —тихо спросил он2. Своеобразный мир, где верх и низ поменялись местами, обнажая незащищенность, пустоту и одно временно жажду духовную «просветленного» героя. Пелевин скорее всего наследует традиции не западноевропейской психоделики, а русского юрод ства с его атрибутами наготы и дурачества, шутов ства. Как замечает Александр Михайлович Панчен ко, юродивый «обнажаясь, ... надевает „белые ризы нетленной жизни". Голое тело более всего терпит от зимнего холода и летнего зноя и наглядно свидетель ствует о презрении к тленной плоти»3. А основной постулат философии шута —тезис о том, что всс ду раки. А самый большой дурак тот, кто не знает, что он дурак. Кто себя признал таковым, перестает быть таковым. Чем как не юродством в данном контексте является надпись на обложке романа «Generation ,,П“ »: «Все мысли, которые могут прийти в голо ву при чтении данной книги, являются объектом авторского права. Их нелицензированное обдумы вание запрещается». И идея книги Пелевина «Ча паев и Пустота» заключается в том, что реальный мир, в котором мы живем, на самом деле ирреален, так как соткан из наших иллюзий и мифов, при чем часть их сегодня провоцируется «маленьким прозрачным окошком в трубе духовного мусоро провода» —телевизором. Герои романа окружены пустотой, которую они стремятся заполнить чем-то «вечным и неизменным», но, не обретая его, готовы придать осмысленность этой пустоте с помощью чего угодно, даже путем самоистребления. И уте шительная, дорогая сердцу автора буддийская идея вечного невозвращения не компенсирует утвержда емой в тексте бессмысленности и иллюзорности земной жизни. Пелевин приветствует нас в мире сумасшедших. Пространство текста —палата в пси хиатрической клинике. Там лечатся «просто Мария» (мужчина, чье сознание стало жертвой одновремен ного воздействия на него мексиканской мыльной оперы, голливудского блокбастера и «неокрепшей русской демократии»), Сердюк, увлеченный восточ ной культурой и философией, новый русский, «пру щийся» с помощью шаманских грибов, и Петр Пу стота, страдающий раздвоением личности (одна из его личностей живет в начале XX века и общается с модернизированным Чапаевым —героем граждан ской войны и своеобразным буддийским гуру). Раз рушая один миф, Пелевин безжалостно предлагает читателю другой. Увлекаешься остроумием и талан том автора и одновременно понимаешь, что за всем почитанным —опять пустота. Томаш Гланц, к сло ву сказать, вполне правомерно замечает сходство первых букв в именах Петра Пустоты (ПП) и со временного художника, создателя психоделической литературы Павла Пепперштейна (ПП). Внушитель ное по объему сочинение последнего в соавторстве с С. Ануфриевым «Мифогенная любовь каст» —это попытка литературного закрепления коллективного мифа русского народа в разные периоды его истории. Коллективной галлюцинацией объявляется все —от фольклора до фантомных воспоминаний о Великой отечественной войне. Место шамана в архаическом 1 Бондарев Ю. В. Указ. соч. С. 242. 2 Пелевин В. О. «Generation ,JT“ ». М.: Вагриус, 1999. С. 158-159. 3 Панченко А. М. О русской истории и культуре. СПб.: Азбука, 2000. С. 342.