Конецкий В.В. Рассказы и повести разных лет. Москва, 1988.

Он пишет свои «путевые» повести с дальним нравственным прице­ лом. Автор, как правило, присутствует в них сам: он или рассказчик, или слушатель, или сочинитель дневника, или комментатор происходя­ щего, но всегда это Виктор Конецкий. Обаяние личности автора в нема­ лой степени определено тем, что он щедро наделен чувством юмора, умен и ироничен. Эта ирония, как и водится среди действительно воспитанных людей, прежде всего направлена на самого себя и лишь потом на некото­ рые, отнюдь не вдохновляющие явления жизни. У него легкое (но не легковесное) перо. Читать Конецкого одно удовольствие. Это та художественная легкость, которая дается не только трудом, но и характером, детским и отроческим чтением, привычной работой души. Он природно культурен и интеллигентен — качество ред­ кое в наше отнюдь не гуманитарное время. Конечно, здесь сказывается коренной ленинградец не в первом поколении. Личность в главных своих основаниях пронесена как бы нетронутой сквозь блокадное детство, флотскую военную службу, стран­ ствия по свету, одиночество. Она упорно возвращается к лучшему в себе, а стало быть, к людям. В ней постоянно бодрствует чувство идеала, толь­ ко крепнущее с годами. «Истинная проза,— замечает Конецкий, повторяя А. Платонова,— есть открытие для людей реальной возможности более достойной ж и з­ ни». На том он и стоит в своей писательской работе, которая продолжа­ ется вот уж е три десятилетия. И еще, во всем, что пишет Виктор Конецкий, прямо или отраженно, живет память целого поколения, не воевавшего, но видевшего войну вблизи, вдоволь хлебнувшего ее горького опыта. Отсюда (а не только от флота) берет начало острое осознание писателем коллективной солидар­ ности, общего нравственного кодекса, гражданского долга, единой в глав­ ном судьбы своих сверстников. Виктор Конецкий — отличный собеседник, причем даж е порой р аз­ влекая нас, он исподволь ведет свою серьезную партию. Он обращает читателей к самым важным вопросам современной духовной действитель­ ности — о смысле жизни, о человеческой совести и свободе, о судьбах культуры в двадцатом веке. Эти вопросы задаются в тишине себя, в бес­ сонные ночи над рукописью, в дневниках, в размышлениях над фактами, психологией реальных и вымышленных героев, над прочитанными старин­ ными книгами и летучими газетными статьями наших дней. Они, эти воп­ росы, подобно нервам, пронизывают живую плоть прозы Конецкого и не­ заметно учат нас быть честными перед самими собой, перед своим созна­ нием. Конецкий — неисправимый стихийный моралист и доморощенный философ — очень это русская писательская, да и вообще народная д у­ ховная черта. Он сочетает в себе резкую твердость суждения с какой- то душевной ранимостью, незащищенностью. Задубелая, просоленная кожа морского волка и чуткий радар внутри, нервно и благодарно 397