Живая Арктика. 1999, №3-4.
№ 3-4 (17-18) век к р а е в е д е н и я декабрь 1999 Пригнали сонгельские гонца: "всех", говорят, "режут". Заплакали все нотозерские. Зарыли землянки, сели в кар басы, поехали по Туломе реке на Большой Немецкий остров - семь верст ниже падуна. Оленей туда же пере гнали. На верхнем конце острова поставили двух сторо жить, сами в кустах схоронились. А сторожа-то раньше других уснули. Ждали-ждали, нет никого - обманули, видно, сонгельские. Едут шведы по реке, никого не видят. И мимо остро ва проехали бы, да заметили один карбас, плохо спря тан был. Остановились и всех сонных порезали, ни один человек, ни один ребенок не уцелел, оленей закололи. Только двое караульщиков остались: они и рассказали. Представляется, как могли рассказы вать эти два лопаря каким-нибудь киль- динским - таким же прячущимся чело вечкам: "Проснулись мы, пришли, а все зарезаны". И слушатели за мирают: "Ой худо, в вараки надо уходить!" Дикий крик раздался в воздухе: - Что это? -А не знаю, мно го по ночам разно го голоса бывает в тундрах, - отвеча ет мне староста, - кричат! - Так кто же, птица или зверь? - добиваюсь я у вя лого старика. - Нет. А, может, и птица, или быва ет зверь. Только кроме них много в вараках живут. - Кто же еще там? - Разны бывают. Много у нас мест есть, где родясь никто не ходил: пахты разны. -Н у? - Так там и живут. Тоже вроде как люди. Разны есть в камнях. Там есть белые больше, безо всего ходят, и не мые. А где лес в пахте, в таком месте водятся маленькие люди, вроде как ребята. Голые ходят, деньги у них есть. "Чакли" мы их зовем. Один колдун (у него сын сейчас еще жив - Елисеем зовут) много денег достал от них. Один раз пошел оле- ней-дикарей промышлять и убил одного. Поставил сруб, чтоб волки не растащили, пошел дальше. Увидел, что человек маленькой идет за ним и все так же делает. За метил, что смотрят, - спрятался. Вернулся старик, видит - срубик из прутьев сделан, и мышь в нем лежит! Все так же сделал, чакли! Колдун, ай-ай, хитрый был! Пошел в другой раз, на то же место, взял кашу с собой и запасные каньги. Сел на видное место, кашу есть, ложкой хлебает и каньги за вязывает - одной веревкой обе ноги обвязал. Потом ос тавил кашу, ложку, одну каньгу и завязку-ноори. Сидел день за камнями. Пришел через день чакли. Стал кашу есть, ноги в одну каньгу поставил и завязывает. В Как завязал, колдун и подбежал, а чакли бежать не может: ноги в одной каньге и веревкой завязаны! Так его и поймал колдун. Завязал руки веревкой и говорит: - Не пущу, пока денег не дашь. Полезай под зем лю - доставай денег. Полез чакли в самую гору, долго ходил, принес день ги. - Мало! - говорить колдун. Ходил, ходил чакли, еще принес. Мало еще! - Чакли головой качает: нет, видно, больше. - Поди, еще принеси, хоть немного, тогда отпущу. Заплакал чакли. Ходил маленький человек, долго хо дил, денег не нашел, принес кусок красного сук на. Колдун деньги на три части делил: одну ему, две себе взял; кабы всё взял - ни чего бы не получил: в камень деньги рассыпались бы! В тундре много таких мест есть, где чакли водятся: вара- ка, пахта такая придет, что пройти нельзя, там и жи вут. В стороне у Иманд ры чудь еще под зем лей хоронится. Выйти на волю, посмотреть на зага дочный лес, где та кие чудеса в наши дни тво рятся! Тихо стоит он, и не слышно более странного крика и^^какой-то ночной птицы, не видно Рис. В. Чарнолуского н и ч д к л И і н и K g. ких-нибудь "живущих однако" существ. Сквозь пестрящую чащу несется один царящий шум водопада и тонет в нем бульканье вблизи токующего глухаря. Налетит пред ут ренним дыханием прозрачной ночи ветерок, прошепчет что-то лес, всколыхнувшись ветвями, громче загрохочет подогнанный водопад, скрипнет старая сосна. Белая ночь заволокла все, закутала прозрачным покрывалом и сгу стила туманы у алого заката. Шумит, беснуется водопад. На скале, посредине его, старый крест. Не валится. Древние надписи изрисовали его странным узором и не разобрать ничего из вязи, смешавшейся с зеленью моха в одно загадочное целое. Не понять, не прочитать, когда и кем поставлен. А под ним-то, говорят, лежит колдун и большой, са мый большой! Как луда крепкий был, не хотел смерти сдаваться, все хотел встать, пока лицом вниз не положи ли и крест не поставили! Нашептывает, напоминает ворчливый падун сказки о том, каких чудных дел "свидетелем" пришлось быть ему, а слушать некому, кроме меня да нерпы-тюленя внизу в пучине пены под водопадом. Выстынет - выглянет, ос мотрится. Потом еще выше подымет мордочку с умными человеческими глазами и прислушается. Послушает и скроется, чтоб чрез несколько мгновений опять послу шать у другого каскада. Сыро, тепло... "Жар птица". Берлин, 1922 г. s i ’ * л _► 1 * л * с А 31
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz