Живая Арктика. 1999, №1.

№ 1 (15) апрель 1999 Владимир Семенов г ' Р о с с ш а Я е а & Я & т ь ? . . У мом Россию не понять... Не довожу до конца сти­ хотворение Тютчева, потому что его и без меня довели. Оно стало символом некой горделивой таинстве­ нности нашего Отечества, орденской ленточкой на знаме­ ни теперешних славянофилов. А ведь в тютчевских строках 1866 года выразилась не столько гордость, сколько горечь от ощущения российс­ кой самобытности. Более явственно эта горечь прозвуча­ ла в стихах, написанных по дороге из-за границы в Петер­ бург в 1859 году. Ни звуков здесь, ни красок, ни движенья - Жизнь отошла - и, покорясь судьбе, В каком-то забытьи изнеможенья Здесь человек лишь снится сам себе. Российские люди в массе своей еще не осознают себя, живут вне истории - вот к какому отчаянному итогу при­ шел славянофил Федор Иванович Тютчев на 56 году сво­ ей просвещенной жизни. Но и к этому его выводу не поспешим примыкать. И тут не весь Тютчев. Не так прост был наш философ­ ствующий поэт-дипломат, запросто беседующий с Шеллин­ гом и водящий дружбу с Иваном Киреевским и Хомяковым. Если вникнуть в мировоззрение Тютчева, то и знаменитое стихотворение прозвучит иначе. Россию не понять, если мерить ее европейским аршином голого отвлеченного рас­ судка, который возобладал в тогдашней умственной жиз­ ни просвещенного Запада. "В Россию можно только ве­ рить", то есть постигать интуитивно, сопереживая. Именно так постигал, понимал Россию писатель Глеб Успенский. В начале 80-х годов в проникновенном очерке "Власть земли" он разбирался с нижегородскими и с мои­ ми новгородскими предками, писал, в частности, об их отношении к тогдашним школьным нововведениям. "Деревенская икона, деревенский учитель не пользу­ ется особой симпатией населения. Конечно, есть много превосходных учителей, умеющих возбудить к себе стра­ стную искреннюю любовь учеников, и скажем даже, что огромный процент народных учителей составляет наилуч­ ший элемент современной народной интеллигенции. Но, поговорив с любым из крестьян о современных порядках, переменах, о школе, об училище, вы непременно услы­ шите два постоянных мнения, что "ничему не учат" и что "нет строгости". С немужицкой точки зрения оба эти мне­ ния одинаково несправедливы: во-первых, потому что учат гораздо большему, чем учили в старину по псалтырю, а во-вторых, роптать на недостаток строгости в училище в то время, когда рука родителя не задумается дополнить по этой части дома то, чего, по его мнению, не сумеет сде­ лать школа, оказывается делом решительно неоснователь­ ным. А между тем нередко ропот на то, что "ничему не учат" и "нет строгости", иногда переходит из области про­ стого, затаенного неудовольствия на практическую почву, и некоторые деревни прямо отказываются платить сбор от 10 до 25 копеек на школы, который они сами же мир­ ским приговором обязались платить. Факты подобного рода весьма часты, и с первого взгляда кажется, что они не представляют собой ничего другого, кроме доказатель­ ства глубокого народного невежества и косности; на са­ мом же деле выражения: "ничему не учат" и "нет строгос­ ти" имеют, если только дать себе труд добиться их под­ линного смысла, как раз обратное значение, то есть ука­ зывают высоту народных требований по отношению к на­ уке - высоту, которой школа не удовлетворяет. И далее Глеб Иванович столь же неспешно и основа­ тельно рассматривает русскую крестьянскую натуру, кото­ рая складывалась веками в земледельном труде, в обще­ нии с нашей неласковой природой, которую не обманешь и не переделаешь, исследует проникновение христианства в народную среду, причем христианства в самом строгом, не подслащенном виде, несомое "угодниками Божьими". Эти Божьи интеллигенты внесли множество всевозмож­ ной нравственной и физической опрятности: посты, браки в известное время года и т. д., но, главное, они старались развить эгоистическое сердце человека в сердце всескор- бящее. Эта тенденция и была положена в основание ста­ рой народной школы. Цифири учили плохо, а землю ме­ рили лаптями, "носком в пятку". Но воспитание сердца было настойчивое: учеба тиранская, и касалась она не расчета, не выгоды, а проповедовала ту самую "строгость" к самому себе и ближним, которая нужна и важна в чело­ веческом обществе, вопреки той правде дремучего леса, в которой оно обязано жить. "Вот эту-то божескую правду народ и считал важною в старинной псалтырной и часословной школе. Теперь же, когда времена значительно изменились, когда неттатари- на-барина, когда общественные и частные отношения в народной среде осложнились, - этой высшей с точки зре­ ния на окружающее и нет в современной школе, - где мож­ но узнать массу чисто практических сведений об удобре­ нии, навозе, но нет той науки о высшей правде, которая бы дала теперь человеку сказать себе, что справедливо и что нет, что можно и что нельзя, что ведет к гибели и что спасает от нее". Глеб Успенский зафиксировал в своем очерке пере­ ломную эпоху в культуре российского крестьянского об­ щества: переход от Средневековья к Новому Времени, от этической школы к рационалистической. Перелом, как мы видим, довольно болезненный. В служилой, дворянской среде этот переход в рационалистическую культуру свер­ шился несколько раньше, и еще более судорожно, через прорубленное в Европу окно. Чуть не в один миг, по исто­ рическим меркам, верхи общества скакнули от Домостроя попа Сильвестра к Энциклопедии Дидро иДаламбера, что, конечно, многим вскружило голову и расслоило обществен­ 4