Вестник Мурмана. 1923, № 47 (24 нояб.).

20 ВЕСТНИК №47. уничтожил остаток братского отношения к нам среди военных русских кругов, которые при более близком сношении с французским офицерством, заразились той ненавистью ко всему прусско-немецкому, которая у французов явно выявлялась в желание вооруженного столкновения. Эта была та почва, на которой впослед­ ствии выросла у наш$х противников мысль о всемирной вовне. Реванш за Седан соединился с реваншем за Сан-Стефано. Я никогда не мог забыть слов старого генерала и при всех свиданиях с Александром ПІ и Николаем II они были моим лейтмотивом, что согласо­ валось с той заботой о русско-немецких отношениях, которую на меня возложил на своем смертном одре мой дед. В 1890 г., на маневрах в Нарве, я лично и под­ робно объяснил царю историю ухода князя Бисмарка. Царь очень внимательно меня выслушал. Когда я кончил, царь обыкновенно очень сдержанный и холодный, редко затрагивавший политические темы, схватил мою руку, поблагодарил мена за доказательство моего доверия, сожалел, что я очутился в таком положении и выразился буквально так: „Я понимаю вполне твою линию пове­ дения. При всем своем величии, князь был только твой ставленник или чиновник. Его" нужно было отставить, раз он отказывался исполнять твои приказания. Я, с своей стороны, всегда его опасался и никогда не верил ни одному его слову, так как был уверен, что он меня всегда проведет. Для наших личных отношений, мой дорогой Вильгельм, падение князя будет иметь паилуч- шие последствия. Недоверие исчезнет. Я имею к тебе доверие, и ты можешь на меня положиться". В свое время я записал этот важный ’разговор. Я достаточно объективен, чтобы определить границы, где кончается вежливость одного монарха к другому, а также признать, что приведенный договор мог быть следствием удовле­ творения царя, может быть и бессознательного, потерей мною государственного деятеля такого значения, как Бисмарк. Несомненно, что Александр III с уважением относился к знаниям князя. Во всяком случае, царь до самой смерти был верен своему слову. В общей русской политике это имело мало значения, но, по крайней мере, мы были застрахованы от нападения с востока. Прямой характер Александра III был в том порукой,— при его слабохарактерном сыне началось другое. Как ни отнестись к русской политике Бисмарка, одно верно: князь, исключая Берлинского Конгресса и объединения Франции с Россией, сумел обходить все создавшиеся препятствия и предотвращать трения, и в продолжении двенадцати лет, считая со времени Берлин - ского Конгресса, он вел хорошо обдуманную политиче­ скую игру. Надо признать, что именно он, ценой ослабления русско-германской дружбы предотвратил в 1878 году общеевропейскую войну. Конечно, он рассчитывал, что его гениальный ум сумеет снова исправить эти отно­ шения после общего кризиса, или, по крайней мере, избежать конфликта. Последнее и удавалось ему в про­ должение двенадцати, а его преемникам—двадцати четы­ рех лет. В мою бытность принцем я старался держаться подальше от всех политических партий, и все свое внимание сосредоточил на службе в различных ведом­ ствах. Это давало мне удовлетворение и наполняло жизнь. Поэтому я избег многих неприятностей и дер­ ганий партийной суеты. Очень часто под предлогом невинных развлечений, чая и т. п. меня желали увлечь в партийную игру. Но я, всегда сумел этого избегнуть. Исход болезни императора Фридриха III не скрыли от меня ни немецкие доктора, ни сэр Мочель Мекензи, английский врач, приглашенный на консультацию. Мое глубокое горе еще более усугублялось невозможностью переговорить наедине с горячо любимым отцом. Англий­ ские врачи его оберегали, как заключенного, н в то время, как репортеры всех стран имели право наблю­ дать бедного больного из докторского кабинета, мне мешали подходить к отцу и даже не позволяли пере- переписываться, мои письма часто перехватывались и не передавались. Кроме того, в прессе против меня была открыта недостойная, регулярная травля. Особенно отличались два журналиста: Шиидровиц и Жак Сент Дер из Figaro“— немецкий еврей, который в продол­ жение многих лет травил будущего императора, пока пе сломал себе шеи в процессе „Petit Sucrierc‘. (Продолжение следует). Коли осенью. Низко над землею опустилось небо, С однозвучным шумом катится вода. Глухо и пустынно. Здесь не сеют хлеба, Здесь от человека не найдешь следа. В моховых болотах увязают ноги. Из болот торчат печально валуны. Чахлые березы лепятся в тревоге К склонам гор, покрытых порослью сосны. Одолев преграду, разлилася илесом И стоит недвижным зеркалом рева. Чтоб собраться с силой для борьбы с утёсом, Ей необходимо отдохнуть слегка. Чуть покрыты снегом горы и долины. Сжал немного реку ледяной налет, Но воды бегущей бурные стремнины Без труда ломают слабый тонкий лед. Солнце затерялось в плотных серых тучах, Влажный нар смягчает небольшой мороз. Отраженье неба в волнах вод могучих Серо и уныло, как тоска без слез. Скоро солнце сядет, чтоб уйти на зиму, От страны суровой удалиться прочь. Сутки и недели понесутся мимо И охватит землю пасмурная ночь. И в дремоте томной будет край забытый Видеть молодые радостные сны, Грезить, что проснется он, росой омытый, Что дождется солнца, света и весны. Б л . Кетриц. Редактор: Редакционная Коллегия. Издатель: Правление Мурм. ж. д. и Нарэкосо.