Вестник Мурмана. 1923, № 47 (24 нояб.).

ждением. Бисмарк был идол моего храма, и ъ прекло­ нялся перед ним/ Но монархи тоже люди, они ие могут равнодушно переносить не нравящееся им отношение к себе, и по-человечески рассуждая, кпязь Бисмарк, своей грубой борьбой против меня, сам разрушил храм и идола, которому я поклонялся, ие поколебав моего уважения к нему, как к государственному деятелю. Я надеялся, когда был принцем Прусским, что великий канцлер проживает еще достаточно долго, и я смогу царствовать при нем. Но все мое уважение к великому государственному человеку не могло меня заставить, как императора, считать своими его полити­ ческие принципы и планы, которые я признавал оши­ бочными. Уже Берлинский Конгресс 1878 г., по моему мнению был ошибкой, так же как и культур - кампф. Кроме того, государственная конституция была выкроена по необыкновенной, чисто Бисмарковской мерке, а гро­ мадные кирасирские ботфорты не каждому приходятся по поге. Потом явился закон об охране труда. Я глу­ боко сожалею о происшедшем из-за этого между нами конфликте, но я должен был уже тогда встать па путь равноправия, который вообще'был моим основным пу- ^ем, как во внешней, так и во внутренней политике. Поэтому я не мог начать открытой борьбы против социал- демократов, чего так хотел князь. Эта разница во взгля­ дах на политические приемы нисколько не умаляет в моих глазах громадного государственною значения князя. Оп— создатель Германской империи,—большего не дал ни один человек своей родине. Так как великое дело объединения империи всегда стояло перед моими глазами, на меня не производили впечатления насмешки, которые тогда были в ходу. Так, название Бисмарка стражем дома Гогенцоллернов не влияло на мое*доверяе к князю, хотя он лично может быть, и думал о политической преемственности в своей семье. Оп был очень огорчен, что его сын Биль не имеет никакой склонности к политике п мечтал свое влияние передать Герберту. Моя трагедия в истории с Бисмарком заключается в том, что я наследовал после моего деда, т. е, пере­ шагнул через целое поколение. Это тяжело. В зтом случае приходится иметь дело с заслуженными людьми, которые живут более прошедшим, чем настоящим, п для которых нет будущего. Когда внук, наследуя деду, находит около трона уважаемого, заслуженного, но состарившегося государственного деятеля Бисмарковской марки, то это совсем не такое большое счастье, как Бисмарк признает это сам в третьем томе сеоих запи-<г сок, в главе о Беттихере, где оп говорит о молодом императоре и о старческой осторожности канцлера. И когда Баллин пригласил его взглянуть на новую Гам- бурскую гавань, князь сознался, что настало новое время, которое оп не совсем хорошо понимает; князь сказал удивленно: „Другой мир, новый мир!“ . Таким же обра­ зом выразился князь в разговоре с адмиралом Тирпнцем, когда последний явился в Фридрвхсруэ. Я лично удовлетворен тем, что Бисмарк, доверив мне в 1886 году очень серьезную и ответственную мессию в Брест, сказал про меня: яЭтот будет сам своим канцлером". Следовательно, князь был обо мне хорошего мнения. Я не сержусь на него за третий том его воспоминаний. Я сам его разрешил, считая свои действия правильными. Дальнейшеезадерживание этого тома быіо бесцельно, так как содержание его и так было всем известно, иначе можно было бы и сомне­ ваться в необходимости его появления в это время. Бисмарк перевернулся бы в гробу, если бы оп узнал, в какое время третий том был опубликован. Мае было бы очень жаль, если бы третий том воспоминаний повредил памяти канцлера, так как Бис­ марк представляет собою одну из тех героических фи­ гур, которые нужны немецкому народу для его воз­ рождения. Мою же личную благодарность и мое личное уважение к великому канцлеру не смогут уничтожить ни третий том, ни нечто другое. # % * В первой половине 80-ых годов я был, по предло­ жению Бисмарка, командирован в министерство ино­ странных дел, руководимое графом Гербертом Бисмарк. При моем представлении кпязь дал мне легкую харак­ теристику всех служащих. Когда он при этом назвал Гольштейна, который в то время был одним нз самых работоспособных сотрудников князя, я уловил в его сло­ вах как бы предостережение против этого господина. Я получил отдельную комнату и все акты к изу­ чению предварительной истории, к возникновению и з а ­ ключению союза с Австрией (Андраши). Я часто по­ сещал семьи князя и графа Герберта. Когда я ближе сошелся с кружком Бисмарка, мне сообщили большие подробности о г. Гольштейне. Он очень застенчив, хо­ роший работник, безгранично тщеславеп, чудак, который никуда никогда не показывается и не имеет знакомств, полон недоверия и причуд, при этом человеконенавист­ ник, а, следовательно, личность опасная. Князь называл его „ человеком с глазами гиены" и советовал мне дер­ жаться от него подальше. Очевидно, уже тогда назре­ вала резкая критика, с которой позднее князь стал от­ носиться к своим прежним сотрудникам. Министерство иностранных дел было внешне очень строго дисциплинировано графом Гербертом. Его гру­ бость с подчиненными меня поразила. Чиновники, при­ зываемые или отпускаемые графом, летели со всех ног, так что фалды их сюртуков развевались во все стороны. Внешняя политика всецело велась князем, граф же Гер­ берт только передавал своим *подчиненным приказания канцлера, по которым составлялись инструкции. Таким образом, министерство иностранных дел было лишь бюро великого канцлера, и в нем работали только па. его образец. Совершенно обратное явление можно было наблю­ дать в генеральном штабе при Мольтке. Здесь основным правилом было заставить молодежь, при соблюдении всех старых традиций, уважать все новейшие изобре­ тения и стараться действовать н мыслить по возмож­ ности самостоятельно. В министерстве иностранных дел— напротив: все подчинялись одной воле, и, вслед­ ствие большой зависимости от нее, никогда не могли хорошо ориентироваться в разрабатываемых вопросах и не способны были к самостоятельной работе. Князь царил, как величественный кусок гранита на лугу: сне­ сут его и под ним найдут лишь червей и мертвые корни. Я завоевал доверие князя и он многое обсуждал со мною. Например, когда он провел первый набор в