Вестник Мурмана. 1923, 37 (15 сент.).

ВЕСТНИК № 37. — По визирке ходу до мха. Там раненый лось бродит,— уронил гость, покуривая. -— Ой, тыі чего сам не бил? Гришка стал протирать затвор берданки. — Я зверя не порчу зря—ружьишко мелкое, рябовое,— почти неохотно ответил бородач. Напяливая тесный полушубок на широкие плечи, Гришка пригрозил гостю: — Только, дед, уговор помни — наврал про лося — вернусь, бока наколочу и все твое слитье за избу выкину! Гость, вынув трубку изо рта, громко захохотал. — Небойсь! Зверя сыщешь, рони этим днем, завтра поздно. — Ишь, граег как,— сказал Степка, одетый, убегая от избы на лыжах. Гришка приостановился. Из раскрытой избы все еще слышен был смех. Гришка тряхнул головой и плюнул. — Видно, в мале уме старик! Наддай, Степка, только бы на след пасть, не первый лось— срежем. ІІусти-ка, я побегу вперед. Парни бежали шибче и шибче по широкой просеке к узкой визирке, отделяющей нарезанный для рубки участок леса. Стало вечереть. Слегка зазеленел снег и зеленее, чем в полдень, стало небо, Как будто близко совсем, перерезая отчеканенные на бледном небе темные ветви да вершины деревьев, кровавой неровной трещиной краснела заря. — Ночью мороз, Степка!—разгоняя лыжи, сказал стар­ ший,—лыжа свистит. — Пущай! — Хлеба взял? — Взя-ал. — Топор? — Есть. — Ну, дело на правах. Вот кровь и следы, а только лось утянет в ночь. Парни бежали все шибче, вспотели, но лося в вид еще не взяли. — Я, Гриша, полушубок кину,— крикнул Степка. — Кидгй, знакомо- тут! Гришка тоже вспотел и, не уменьшая бега, сбросил в снег свой полушубок. — Гриша-а! Я хлеб брошу, грузит! Гришка не слыхал. Он, далеко опередив брата, выбежал на мох. Иззелена—белое пространство, розовое к горизонту, далеко лежало впереди. — Вона лось! — Вижу,— тяжело дыша, добежав, отозвался младший. Старший остановился и приказал; — Садись на снег, я с тебя стрелю. — Далеко! — Садись. Степка сел. Гришка, оттянув ударник берданки, сунул ружье на плечо брата, навел и выстрелил. Ровно катившееся вдали темное пятно стало подпрыгивать и, описав полукруг к ближайшему лесу, остановилось, сделалось меньше. — Пал,— сказал Гришка, вставая на лыжи. Парни бежали в одних грязных кумачных рубахах; от их движений рубашки потрескивали. — Ишь, морозом корает,—сказал старший. — У меня к спине примерзла,— задыхаясь от резкого ветра, крикнул Степка. Старший успокоил, уменьшая бег: — Дойлем скоро—все соберем, да в избу. — Надо деда-то, Гриша, почествовать—лося отвел. — Не за что! Чего сам не бил. — Уружье мелкое. — Бегать не может, а не уружье. На зеленеюш.ем снежном пространстве стало ясно видно лося— стоит на коленах, подогнув все ноги. — От нашего подарка не ускачешь далеко! Го-го-го, дружок!..—гоготал Гришка, прибавляя хода. Заслышав отрывистый свист лыжи по снегу и не звери­ ный, чуждый звук голоса, лось, собрав силы, вскочил и кинулся в сторону. С отчаянной быстротой, иногда ломая твердый снег, пересек поперек ровное пространство мха, исчез в ельнике, оставив на снегу пятна крови. — Гришка... вернем в избу, завтра дойдем его,—крик­ нул Степан, догоняя нагнувшегося над лыжей брата. Он держал шапку в руках, от волос шел пар. Гришка, поправляя ремень, лыжи покосился на брата. — Ночи боишься?—разогнулся он, сбросив мокрую шапку на снег. У него обледенели концы кудрей, густые усы были белы и жестки, крупный пот катился по широкому лицу до под­ бородка, с подбородка пот стучал мерзлыми сосульками и по мерзлой рубахе шурша падал в снег. — Ночи не боюсь,— отозвался Степка. — То-то... который десяток лосей бьем, сосчитай. — ІІу , так бежим, морозит... — Пускай корает. Дай лыжу поправить. По белому снегу, подбитому яркими точками, зелеными и голубыми, снова бежали охотники. Иногда лыжа втыкала в снежную подушку, а под снегом куст— приходилось пя­ титься, падать. От снега, сметенного на-ходу с деревьев, мерзлые рубахи на охотниках побелели, как полотно; ельник шел все гуще и гуще. — Ляжет скоро—кричал Гришка. •— Ляжет!—вторил младший брат. Следы и черные пятна вывели братьев на берег озера. Месяц, звезды и мелкие облака отчетливо ясно светились на зеленом, прозрачном, как вода, ледяном зеркале. Степка так и застыл, глядя на озеро. — Льду не видал— воззрился! Чисто вспахано—видно сам лежит здесь, вечеринки правит,—проворчал Гришка, тяжело дыша и разминая мерзлую рубаху, заботливо ища звериных следов глазами.—Чорт, в пустую ушли, не по следам. — Я не могу назад, Гриша, тихо сказал Степка, не двигаясь с места. Его пошатывало на лыжах. — Не в сызнос? Видно, судьба наша тут быть, и я ослаб, дай-ко хлеб! — Да бросил я хлеб. — Э, худо без хлеба! Давай топор, в тепле легше. Степка подал топор брату, вытащив его из-за ремня, прикрытого мерзлой рубахой. — Пойдем за озеро, там редколесье... На редколесье, где росли толстые сосны, Гришка оты­ скал голую сушину, постучал обухом топора. — Поет, стерва. Эта много огня даст, сухая, как кость. Степка, подобрав ноги, присел на лыжах под елью, ждал, а Гришка рубил; но с одной стороны рубить толстую сушину ему казалось долго, охотник начал рубить ее с другой стороны. — Тьфу, устал, топор в руках мотается,—сердился он, размахивая все сильнее и сильнее топором, греясь при каждом хорошем ударе. Степка дремал, сидя на лыжах, прислонясь к ели го­ ловой, когда брат швырнул в сторону топор. — Издохнем на морозе, топор выломил,— сказал он, расталкивая брата. Месяц стоял высоко и, еще больше побелев, сиял ярче. — Не спи, Степаха, беда!-—громко и спокойно приба­ вил Гриша. — Что?— очнулся Степка. — Топор сдал, рубить нечем, помогай ельник ломать. Братья вдвоем принялись за работу. Когда они сели в кучу холодного ельника, младший снова стал дрешть. Стар­ ший заботливо взглядывал на небо. Ночь светилась ярче дня и зловещие вестницы большого мороза—сухие ветки, сжатые холодом, потрескивая падали в снег. „Стригет лесину, к утру покрепчает еще1*,— думал Гришка, пощелкивая зубами.