Вестник Мурмана. 1923, 37 (15 сент.).
20 В Е С Т Н И К № 37. Художественно-Литературный Отдед. Прежде и теперь. I. То опускаясь к зеленеющим долинам, то снова под нимаясь, откуда-то издалека тянулась эта горная гряда. В сторонах от нее раскидывались холмы— одни с вечно зелеными северными гигантами— корабельными соснами с замешавшимися между ними пихтами и елями, другие— с мелким кустарником или слабо-краснеющим вереском с раскиданными валуиами. В высоких шапках сосен, в низких кустарниках, в траве— со всех сторон в ясный день неслись, переливались, замирали и снова начина лись песни разных птиц. То однообразные, тягучие, наводящие легкую грусть, то переливчатые веселые, то нежные ликующие. И в тихий безоблачный день, каза лось, засыпали лесные громады, убаюканные этими песнями. Когда же, точно по уговору, на несколько мгнове ний прерывались песни,— слышалось бархатное жур чание родника, выбивавшего струю прямо на солнышко. Холоден был родник, но чист. Солнце не успевало на гревать его, а ветер не взмучивал— не широка была глубокая струя. Как-то над родником пали не обычные тени... Их было двое: отец и сын. Первый—с начинающей белеть бородой, с резкими морщинами на лбу, точно бороной проведенными. У сына — молодое, загорелое лицо. Оба сухи, по кряжисты. Оба стояли с непокрытыми головами и глядели на расстилающуюся долину. Манила их она. Потом отец глубоко вздохнул, полной грудыо вольного простора и промолвил: — Благодать... Помолчал немного и, несколько справившись с охва тившим волнением, сказал: — Есть же на земле такие вольные места... Сын молчал и не мог оторвать завороженного взгляда от колышащейся при ветре долины и подернутого, точно легким дымом костра, леса. — Как в писании святых... как в писании...— бор мотал старик. Сын тряхнул головой и сказал: — Эх! Кабы зажить здесь! Постояли, посмотрели кругом, потом отец снял с плеч порыжевшую кожаную котомку, а сын— мешок. Сели, разложили тряпицу, на пее— черствый хлеб и стали есть. И тому, и другому хотелось говорить о здешних привольных местах. А говорить— себя тревожить. Нужда загнала их па север на промысловые работы. Теперь они возвращались домой. Хотя весенние работы они уже пропустили, но надеялись на своих баб— справятся. Да, положим, как и не справиться, если тягольный *) надел земли в хорошие годы мог прокор- ‘) Надел земли на две души. мить с грехом пополам лишь четырех едоков, а их всего было десять. Работая здесь, они попригляделись к местному житью-бытыо и север, стал манить их своим привольем. Поели, напились воды родника. — Вот вода! сказал сын.— Никогда такой не пил. Не наша, колодезпая. —- Не наша, парень,—отозвался старик, стряхивая с усов капельки. Помолчали. Потом сын нерешительно начал: — А что... если бы... Отец уже знал, что хотел сказать сын и уныло махнул рукой. — Нельзя... — Нельзя-то, нельзя... а все же... Эх! Что за люди? — За канной земля-то. — Да, она и вся казенная. — Знаю, да не дают. — Просить бы как... — Проси... Кого только? — Что она им?— не унимался сын. - Чай, не сами будут ее ломать да обрабатывать? — Не сами, известно. — Ровно, как собака на сене... — А уж там, как хочешь... Закону на нее не вышло. — Все по закону? Нет, чтобы тебе по жизни... — ІІешто они знают, жизнь-то?— сурово спросил старик. — Не знают, точно... Так приглядывайся. — Приглянешься... в бумагах-то. Постояли немного, потом пошли вдоль горной гряды. Не разговаривая, не оглядываясь, удалялись они от вольного простора, давно ожидавшего человеческих рук. II. Качаются густые шапки прямоствольных сосен. Но не ветер их шелестит... Их опять дпое; отец и сын. Белеет борода у отца— постарел, а у сына кое-где начали проглядывать мор щины. Много, без числа песеп пропели птицы с тех пор, как отец с сыном сидели у родника в первый раз. Сжималось сердце тогда... Качаются шапки и падают великаны, с громким треском разрывая неперерубленные киркой корни. Эхо далеко раздается, переливается. Медлеппо подается старый лес, но все же шаг за шагом отступает перед руками человека. А последний упорно работает. И лишь на короткие перерывы разгибается спина. Сын вытирает рукавом капли пота на лице и замечает: — Крепки же! Отец добродушно усмехается: — Еще бы! Ждали, ждали нас с тобой... Экая ма- хина вырастит, да таким сплошняком! — Много добра, верно. Тут уж, не как у нас из бенку срубишь, целые хоромы.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz