Вестник Мурмана. 1923, № 27 (7 июля).
16 ВЕСТНИК N° 27. : а чтобы шумная, блестящая, звонкая радость жизни, неудержимо бившаяся в Михалке и Лидке с утра, не начинала уже к трем часам дня затихать и тускнеть, а к четырем— и вовсе утрачивалась, со всем своим интересом к улице, с ее прекрасными, скользкими панелями, мальчишками и девченками, играми и драками. К этому времени они нагу ливали себе такой волчий аппетит, что все их мысли были заняты только ожиданием прихода матери и вопросом— принесет ли она что-нибудь поесть. Мать приходила домой еще более раздражи тельной и злой, чем утром. Разводя очажок, она все время пробирала то Михалку, то Лидку. Дети, забившись в уголок около очажка, молча грели озябшие руки, поблескивая, как два голодных звереныша, жадными глазами на котелок с супом . из селедочных головок. В другое время они не спускали матери, огрызались, как злые собаченки, грубили ей, не оставляя без ответа ни одного ее слова; теперь же, жестоко мучимые голодом они принуждены были молчать, находясь в полной от нее зависи мости. Все их внимание, все чувства и помыслы были сосредоточены на ожидании заветного мо мента, когда можно будет сесть за стол и взять ложку в руки. От котелка исходил приятный, теплый запах съедобного варева, и у детей ра з дувались ноздри, рот кривился и судорожно пере дергивался от голодных спазм в пустом желудке... Улсе все было готово, мать уже делила хлеб и разливала в миски свое варево, а Михалка и Лидка все еще продолжали сидеть в своем уголку, боясь лишним движением рассердить ее, делая вид, что все это нисколько их не интересует. И только после того, как она прикринет на них—• скорее тоном жалости, чем злобы: — Ну, чего лсдете? Небось, лшвоты подвело, с утра не евши!— они, словно нехотя, медленно поднимались и с виноватым видом, пряча под опущенными ресницами весело заблестевшие глаза, садились и, молча, принимались есть. После обеда наступало затишье: мать спала, повалившись на постель, как была, в пальто и шали, а дети просто, валялись, не зная, что делать, бессмысленно тараща глаза в сгущавшиеся в комнате вечерние сумерки. В комнате становилось холоднее, руки и ноги начинали застывать, дыхание изо рта вырывалось явственными струйками пара. Михалка и Лидка затихали на своих постелях, и кутаясь в свое тряпье, удивленно приглядывались к матери, которая теперь казалась им совсем другой, доброй и жалкой, до жалости маленькой и тщедушной. Однажды случилось, что, встав утром, Михалка и Лидка не нашли ни кусочка хлеба. Мать ушла из дому раньше, чем всегда, и так тихо, что они не слышали ее ухода. Они обшарили все углы— хлеба нигде не было... Михалка и Лидка были чрезвычайно удручены этим обстоятельством. Предстоявший им большой, прекрасный, солнечный день, всегда обещавший так много интересного, теперь пугал их именно своей продоллштелыюстыо и не казался ул:е та ким прекрасным и заманчивым. Они вышли из дому молчаливые и угрюмые, и грустно поплелись по улице, не зная, что делать, с чего начать свой день... Было еще рано; шпиц Петропавловского со бора за Кронверским бульваром ул;е горел на солнце золотом, а на самом бульваре было еще сумеречно, и сплошь опушенные инеем, до послед ней тоненькой веточки, деревья казались белыми, низко опустившимися облачками. Резкий ветер облшгал щеки и холодным кольцом охватывал и сжимал у кистей спрятанные в карманы руки. Товарищей Михалки и Лидки нигде на улице еще не было видно. По мостовой Кронверского проспекта, со стороны Бирлсевого моста, тянулись возы с огромными, точно глыбы стекла, налитыми синевато-зеленым светом, прозрачными льдинами, а с противопололсной стороны— с дровами, видимо, со склада у часовни Спасителя... Михалка бесцельно остановился на углу и, отвернувшись от ветра, сердито пробурчал: — Чорт, шибко есть хочется!.. Лидка посмотрела на него и ничего не ска зала, только сунула свой остренький, сразу по красневший на морозе, носик в рукав ватной коф- тульки и стала согревать его дыханием. Но тут Михалка вдруг весь насторолшлся: его внимание привлекли к себе двое мальчишек, кото рые, притаившись за деревьями бульвара, по оче реди подкрадывались к возам с дровами и, неви димые для возницы, шедшего по другую сторону саней, тащили с воза поленья и тут же неподалеку складывали на свои салазки. — Это Ванька Косой и Мишка Жаба! — ска зал Михалка, узнав своих товарищей. Он засопел носом, раздувая ноздри, как зверек, приготовив шийся к охоте, и быстро шепнул Лидке: — Беги домой, тащи салазки! Живо! Лидка не успела спросить „зачем", как он улсе белгал через дорогу, чтобы занять место за ближайшим деревом, рядом с Мишкой Жабой. Он спрятался за толстый ствол старой березы и стал л;дать. Сердчишко билось так сильно, что даже дух захватывало от его частых ударов... Высоко наложенный дровами воз поравнялся с Михалкой,— и он, подкравшись, храбро ухв а тился за первое попавшееся полено; но дрова были туго увязаны прикрученным лсердыо кана том— и полено не поддавалось. Бросив его, Ми халка взялся за другое: это вылезло до половины и застряло, зацепившись за другие. Обозлившись, Михалка забыл ул;е всякую осторолшость и, дер нув изо всей силы полено, расшевелил другие, и одно из них упало на ту сторону, где был воз-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz