Вестник Мурмана. 1923, N15.
К; 15. М У Р М А Н А. Только усилиями широких маее железнодорожников мы добьем взяточничество и хищничество. Член проф союза! Охраняй честь своей организации. „Паки и паки* о взятке. „Опять о взятке!"— скажет иной читатель. Что де лать— приходится говорить, хотя тема скучная, избитая, но ведь и самый недуг слишком застарелый, а потому и воздействие на него нужно упорное, длительное, пока он не исчезнет из обихода русской действительности; к сожалению, он в ней гнездится, лить притаился в тихих уголках, готовый ежеминутно вынырнуть па ши рокое поле жизни. Во всяком случае тема не выдуманная, а бытовая, а потому и должна быть развиваема. Мы не собираемся этим упрекать современное новое общество,— нет! Взятка зародилась в отдаленном темном прошедшем, когда какой-нибудь полицейский чиновник получал полтора целковых в месяц жалованья, или воеводы назначались на воеводство для „прокормления*. Но нужно согласиться с покойным ученым юристом Мейером, который в своем гражданском праве говорил: „прошедшее оставляет след в настоящем и оказывает влияние на будущее". Вот это-то влияние на будущее прошедшего и не обходимо стереть с лица земли русской, чтобы оно своей позорной тенью не отравляло нам и настоят,его. Если жизнь наша в настоящее переходное время не легка, то тяжесть эта, принятая на все плечи совре менного общества, еще может быть изжита, если же некоторые отдельные лица о г этой тяжести стараются ускользнуть, улучшив свое материальное положение путем взятки, тогда тяжесть жизни сильнее давит на других. Эти другие, как бы тайно взяточники ни свершали своих темных дел, всегда их узнают, и уж, конечно, относятся к пим с глубоким презрением. Затем, „ничего нет тайного, чтобы не сделалось явным". Доказательством этому, кроме древности этого изречения, служат дела в наших Революционных трибуналах А ведь, казалось, дела были тайные. Можно подумать, что я собрался уговаривать взя точников— „милые мои, не берите, пожалуйста**! Ни чуть! Я только имею намерение указать и па гадость и на скользкость пути взяточничества. А уж если обще ство объявило войну взятке, то оно доведет ее до конца и выйдет из той войны победоносно. Сила оружия его велика. Нужно же, наконец, очистить русскую жизнь от этих мерзостных язв. Ведь еще Некрасов говорил: „Худую совесть надобно крестьянину с крестьянина копей ку вымогать “. Теперь мы все свободные граждане и еще худшую совесть надобно гражданину с гражданина копейку вы могать. Взятка—тоже вымогательство. Мне кажется, нет та ких людей, которые давали бы ь:у так, зря, что называется из любви к искусству, тут вот именно— „рука дающего пе оскудеет4*. Давший взятку непременно имеет целью выгоду, и свой „изъян разложит на гра ждан . Поэтому все граждане должны быть в совокуп ности заинтересованы в том, чтобы это взяточниче ство исчезло из обихода нашей жизни, а потому каждый по мере своих сил обязан бороться с этим злом. По словицу— „моя хата с краю, ничего не знаю", нужно забыть. Она сложена в то отдаленное прошедшее, когда темный народ был в загоне и всего боялся. Времена эти прошли. Мы все живем в одной обширной хате Социалистической Республики и крайних хат теперь уж нет. Из тех дел, которые проходили .в трибуналах и где взяточники получили должное возмездие революционного правосудия, они все имели один оправдательный при пев: недостаточность содержания, голод и чуть ли не угроза голодной смерти. Но если вы присмотритесь к этим людям, то увидите, что они всегда хорошо одеты, достаточно румяны, словом, получается впечатление, чіо обычная в наше время нужда и не коснулась их особ. Кого душила костлявая рука голода, те находились в таком служебном положении, которым и взятки-то ни кто не предложит ни за что. А взятки брали те, ко торые были в лучших сравнительно условиях, но имели возможность угодить по службе тому, кто эту взятку давал, и угодить в ущерб именно голодному. Да, впрочем, где же это человеческое „довольно"! Человеческая природа достаточно изучена: ее желаньям нет предела. Если человек потерял совесть—я говорю, потерял потому, что совесть всякому человеку присуща но своей природе,— то уж тут он садится в легкие са лочки желаний и катится на них по скользкому ледя ному пути под гору, пока пе, ухнет в полынью. Так вот такие-то оправдания — нужда, голод—вс заслужи вают ни доверия, ни снисхождения. Тут слабость воли, бездействие разума и необузданность желаний, при абсолютном отсутствии идеи общежития—и принципа нравственного долга. Да разве такие люди метут быть уважаемы, пусть хоть будут разодеты они „в пух и прах“ . С презрением чуткий человек относится к ним. Уважения заслуживают те стопки, которые и в труд ные минуты не сходили с пути чести и долга и все готовы были перенести терпеливо. О таких прекрасно выразился поэт Кольцов: „Не родись счастливым, Не родись богатым, Родись терпеливым И на все готовым8... Го имя чести, во имя долга все люди переносят лишения, а таких большинство, а погону нет никакого сомнения в том, что они, это большинство, сумеют сми рить людей, устраивающихся тепленько во вред другим и у которых „рыльце в пушку“ . Общий поход и облава па таках людей и всем нам легче будет жить. Михаил Соколов.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz