Вестник Кольского научного центра РАН. 2013, №3.

нарушении супружеской верности, особенно со стороны мужчин. Семейные ссоры бывают чаще в пьяном виде. Муж, заподозривший свою жену в измене, старается застать ее на месте преступления и тогда избивает соперника. К этой мере прибегают чаще для того, чтобы избитый на глазах у всех мужчина от стыда и лишней огласки перестал ходить к чужой жене и на долгое время показываться на люди. Жене в этих случаях также достается» [14, с. 84]. Описанной картине противоречит устойчивое мнение о свободе сексуального поведения женщин-саами. Чаще оно обозначается как «гостеприимный гетеризм» и ассоциируется с архаической ритуальной практикой гощения. Упоминания об этом обычае и опровержения его содержат источники, начиная с XVI-XVII вв. (описания З. Герберштейна, Й. Шеффера). Российские этнографы XIX - начала XX вв. традиционно обращали внимание на этот аспект супружеских отношений, что способствовало поддержанию стереотипа об «отсутствии больших требований к супружеской верности», по формулировке Иванова-Дятлова. При этом наблюдаются противоречия «свидетельских показаний». Если С.В. Максимов утверждал, что «промышленники русские все единогласно хвалят целомудренность лопарских женщин» [12, с. 223], то большинство авторов, очевидно, придерживались иной точки зрения. «В древние времена был широко распространен у обеих групп лопарей гостеприимный гетеризм, который не мог остаться без влияния на их тип. В настоящее время легкостью нравов лопарок пользуются как шведы и норвежцы, имеющие деловые отношения с лопарями, так и карелы и русские, как постоянно живущие в Лапландии, так и те, которые приезжают лишь на время промыслов на Мурманский берег», - пишет этнограф Д.А. Золотарев, дополнительно ссылаясь на материалы Н.Н. Харузина [23, с. 146-147]. Н.Н. Волков осторожнее констатирует наличие гендерной асимметрии, противоречащей стереотипу классической моногамной семьи, в которой мужу дозволено больше, чем жене: «По отношению к своим женам саамы примерные мужья, но зато многие путешественники у жен находят качества обратные, объясняя их религиозным или гостеприимным гетеризмом и тому подобными пережитками» [16, с. 55]. Сомнительно наличие каузальной связи между конкретной архаической ритуальной практикой и нестрогим соблюдением норм моногамного брака в отношении сексуального поведения, когда оно фиксируется у семей, ведущих определенный образ жизни в определенных исторических условиях. Менее стереотипно представлено положение дел Ф.Г. Ивановым-Дятловым, который не был профессиональным этнографом. После описания супружеских ссор из-за измены, он замечает: «На измену жены или мужа в период осеннего сбора оленей, когда большая часть мужчин, разбредаясь по тундре, заходит на ночлег в чужую стоянку и здесь вступает в половую связь с посторонней женщиной, смотрят снисходительно. Эти случаи, по словам самих лопарей, среди Пулозерских оленеводов нередки» [14, с. 84]. Ситуация, таким образом, становится равновесной в отношении обоих супругов и относится к периоду периодических (сезонных) разъединений семьи, то есть детерминируется образом жизни и превращается из ритуализованной в обыденную. Далее сельская повседневность предстает в следующем виде: «в каждом погосте восточной части Кольского п-ова найдется не одна, а несколько женщин, легко вступающих в половую связь с посторонними мужчинами, главным образом с неженатыми парнями, доводящими иногда свою связь до полной гласности во всем селении. По словам одной лопарки, поводом к началу измены у женщин служит пристрастие к бражке, неудачная семейная жизнь при пожилом муже и обилии ребят. Мужчин толкает на половую жизнь с посторонними легкая доступность замужних женщин и частое злоупотребление спиртными напитками» [14, с. 84-85]. В этом описании и перечне мотивов супружеских измен, высказанных самой жительницей, уже трудно усмотреть какую-либо этническую специфику. Если судить по текстам, то вариативности норм сексуального поведения в браке противостоит их строгость в отношении добрачного периода жизни женщины. В.В. Немирович-Данченко в этой связи ссылался на мнение русских поморов: «Девкам только лопским плохо... Воли той нет, что у колянок. Простору нет, негде ей разойтись. Мать у них никуда не пускает девку. В оба за ней смотрит. Даже рыбу лопка пойдет ловить, а мать тут же на бережку сидит да присматривает. Потому, коли у нас девка гуляет, по-нашему сраму нет, а если у них - беда. Бывало дело, что матери топились от стыда, как девки ихние с парнями спутывались. У них строго. Ежели кто испортит девку, жениться должен. Если он откажется, мать сейчас же к его родным обращается. Ну, те заставляют жениться, хотя бы он богат был, а она бедная. Если и при этом он не обвенчается, то мать и отец отказываются кормить ее. Ступай, куда хочешь» [19-2, с. 120-121]. Такую же картину отметили этнографы в конце 1920-х гг.: «Лопарские девушки до вступления в брак в большинстве случаев целомудренны, и что половая связь их с 54