Труды КНЦ (Естественные и гуманитарные науки вып.1/2023(2))

Это стало последней каплей, повлиявшей на решение Уварова отставить «поле битвы». 2 апреля 1821 года он обратится к Голицыну с просьбой об увольнении с должности попечителя и члена ГПУ. Ссылаясь на «нынешнее положение здоровья», он предложил министру назначить попечителем того, кого он «заблагорассудит» выбрать. При этом он предупреждал Голицына, сколь трудна и важна эта должность, поскольку обязанности по ней требуют «едва ли не беспрерывной деятельности»47. Воспользовавшись разрешением, Уваров вскоре уехал в отпуск в свои имения. Но его отставка была окончательно решена только по возвращении, 19 июня 1821 года. Александр I утвердил ее48. Естественно, что назначение на его место Рунича, одного из главных личных врагов и «разрушителей» его дела, Уваров переносил тяжело. В сентябре 1821 года Руничем было начато разбирательство по «делу профессоров» С.-Петербургского университета Э. Раупаха, А. И. Галича, К. И. Арсеньева и К. Ф. Германа, обвиненных в пропаганде неверия и антигосударственных идей. В начале ноября оно превратилось в бесцеремонные, нарушающие нормы закона и академические традиции допросы обвиняемых. Допросы вел сам Рунич прямо в заседаниях университетской Конференции. Репутация университета и всех его членов оказалась под угрозой. В этих обстоятельствахУваров, сохранивший связь с профессорской корпорацией, постарался придать невиданному «судилищу» возможную гласность, чем обеспечил публичное сочувствие профессорам и самому университету и публичное же осуждение его «гонителя», Рунича. 18 ноября 1821 года бывший попечитель осмелился обратиться к Александру I с личным письмом, изобличающим подлинные намерения «гасильников просвещения» и отстаивавшим репутацию «ученого сословия». Он пытался донести мысль о том, что сами Магницкий и Рунич — это «провокаторы беспорядка, являющиеся скорее горсткой людей без признания, у которых в сердце желчь, а на устах милосердие, от рождения враги всего позитивного, прикрывающиеся священными именами, чтобы присвоить себе авторитет и вести подкоп под основание установленного порядка, фанатики с холодной кровью, изгонители духов, духовидцев, квакеров, масонов, ланкастеров, методистов, кого угодно, только не настоящие люди и граждане, претендующие защищать алтарь и трон против атак, которых нет, и распространяющие тем временем сомнения в истинных опорах алтаря и трона; известные комедианты, которые используют все маски, чтобы внести смуту в души, встревожить дух каждого, и создающие вокруг себя мнимые опасности»49. К сожалению, «глас правды» не был услышан. Напротив, император выразил «неудовольствие» Уварову через министра Голицына за резкий тон и формулировки этого письма. «Дело профессоров» при жизни Александра I прекращено не было [18]. Уваров мог предвидеть такой исход уже в начале консервативно-клерикального поворота в политике просвещения, связанного с назначением Голицына. Не идеализировал он и самого императора, не готового твердо следовать реформаторским намерениям, заявленным в начале царствования. В 1817 году он писал Н. И. Тургеневу: «Мы живем в столетие обманутых надежд. Трудно родиться на троне и быть оного достойным»50. Личные уроки из событий 1817-1821 годов, которые не мог не извлечь Уваров, во многом объясняют его позднейшую карьерную стратегию, а также в значительной мере и риторику его многочисленных программных записок по делам управления просвещением, которые составлялись им уже в новое царствование, в расчете прежде всего на их главного читателя, Николая I. Уваров-министр избегал субъектности в своих заключениях, не высказывался по идеологически значимым вопросам от собственного имени, аргументируя и одновременно маскируя свою главную идею о необходимости для России «образования европейского, необходимого в нашем веке» [6] цветистыми оборотами, отсылками к исторической традиции, особому «русскому духу», политической конъюнктуре. Однако объективные исторические итоги противостояния Уварова и его немногих союзников «линии Магницкого» как линии контрреформ в политике просвещения нельзя недооценивать. В значительной степени благодаря его вмешательству, стойкости и последовательности удалось предотвратить закрытие Казанского университета, ослабить некоторые цензурные репрессии, дать возможность С.-Петербургскому университету, только что созданному на базе Главного педагогического института, отстоять свою самостоятельность. Для самого С. С. Уварова ощущение себя если не в одиночестве, то в меньшинстве в противостоянии «линии Магницкого» в политике МНП, провал его основных просветительских инициатив и откровенная клевета, обрушенная на него и его деятельность Руничем и Магницким, безусловно, стали ударом по самолюбию, карьере и репутации. Его отставка имела вид протеста против «линии Магницкого». Труды Кольского научного центра РАН. Серия: Естественные и гуманитарные науки. 2023. Т. 2, № 1. С. 111-125. Transactions of the Kola Science Centre of RAS. Series: Natural Sciences and Humanities. 2023. Vol. 2, No. 1. P. 111-125. © Пустовойт И. С., Жуковская Т. Н., 2023 120