Труды КНЦ (Естественные и гуманитарные науки вып.1/2023(2))

Деманжа и Шармуа, а также с решением запретить преподавание для Германа и Раупаха в каком-либо 7 ведомственном учреждении7. Могли поддержать Уварова и некоторые другие члены ГПУ. Беда была в том, что часть их к 1819 году потеряла прежнее влияние и лишь номинально числилась в руководстве МНП, другие были слишком осторожны или загружены иными делами, как тот же Н. И. Фус и И. С. Лаваль. Вместо прежних еженедельных заседаний ГПУ, в которых участвовали все попечители округов, деятельность этого органа при А. Н. Голицыне сконцентрировалась в малочисленном Ученом комитете. Именно здесь чрезвычайную активность развили новые члены ГПУ М. Л. Магницкий, Д. П. Рунич и А. С. Стурдза. Эту группу сформировал, оказывая ей доверие, А. Н. Голицын, пользовавшийся, в свою очередь, безраздельным доверием императора. Можно согласиться с тем, что Уваров переоценил прочность своего положения и «властного ресурса» [8: 14]. Он действительно не мог предположить, что в противодействии контрреформаторскому направлению в просвещении, которое на тот момент стало господствующим, император окажется не на его стороне. Мог ли Уваров найти поддержку в профессорской среде, в чем названные исследователи усомнились, считая Уварова высокомерно удаленным от нее [8: 14]? Конечно, мог, поскольку он непрерывно коммуницировал с «ученым сословием», о чем свидетельствуют еженедельные записи в журнале Конференции профессоров и нередкие визиты попечителя в университет. Однако сама эта среда тогда не имела никакого влияния на центры принятия решений, оставаясь лишь объектом администрирования, не использующим даже те возможности, которые предоставлялись ей университетскими уставами. Уваров в своих воспоминаниях описал события тех лет мрачными красками. По его собственным словам, он в последние годы своего попечительства «ввязался в решительный бой с влиянием мистической партии и пал в неравной борьбе, посреди кризиса, который охватил тогда все умы». Он признавал, что чересчур увлекся либеральными настроениями императора Александра I, за что так жестоко поплатился в годы реакции, оказался в плену «разочарований и ошибок», проиграв борьбу с идейными противниками и личными врагами. «Кончаешь всегда тем, — писал он, — что дорого платишь за то, что вначале более всего услаждало молодость, . и никто не отдает себе отчет о неминуемой реакции, которую произведет гибкая логика вещей. Большинство мечтаний, порожденных во мне эксцентричными настроениями императора Александра, исчезло, и, конечно, я должен был бы изнемочь перед таким количеством следовавших одна за другой ош и б о к .» 8. Таким образом, в представлении самого Уварова, конфликт с оппонентами в министерстве и последующая отставка стали «переломным моментом» [9: 128] в его жизни и карьере. После этого кризиса он не мог не изменить если не свои взгляды, то стратегию поведения, что истолковывается историками, как и многими современниками, как его дрейф в сторону консерватизма. Реакционный поворот в политике Александра I стал наиболее чувствительным для сферы идеологии и просвещения, его олицетворением стал «духовный наставник» [10: 145] императора А. Н. Голицын, с которым императора связывали близкие отношения с самого детства. Но Голицын по своему характеру мало походил на человека, который мог бы стать серьезным руководителем и реформатором. «Я от природы робкий заяц», — писал он в своих «Записках духовно-нравственного содержания»9, также замечая, что его цель заключалась только в том, чтобы оставаться «подле императора». Но по причине близости религиозно-мистических (впрочем, искренних) переживаний Голицына настроениям императора последний оказывал другу безраздельное доверие, имел на него «виды» [11: 338] как на ключевую государственную фигуру. Поэтому он назначил Голицына обер- прокурором Святейшего Синода, а затем в 1816 году министром народного просвещения. Это назначение не отвечало задачам продолжения развернутых в предыдущее десятилетие реформ системы просвещения, более того, оно эти реформы остановило. Мало того что Голицын был далек от сферы просвещения, довольно слабо представлял себе структуру и задачи университетского образования [10: 124, 146, 153], он всерьез увлекся религиозным мистицизмом крайнего толка [12: 145-146] и начала веры полагал в основу политического устройства в духе Священного союза. Сомнение в истинах Священного Писания он расценивал как покушение на миропорядок и законную власть, почему, по его мнению, «системам новейших ученых», которые он считал причиной революций в Европе, следовало поставить «твердые преграды» [13: 69]. Итогом таких умозаключений Голицына стала его известная административная реформа — образование 27 апреля 1817 года «сугубого» Труды Кольского научного центра РАН. Серия: Естественные и гуманитарные науки. 2023. Т. 2, № 1. С. 111-125. Transactions of the Kola Science Centre of RAS. Series: Natural Sciences and Humanities. 2023. Vol. 2, No. 1. P. 111-125. © Пустовойт И. С., Жуковская Т. Н., 2023 114