Труды КНЦ вып. 22 (ГУМАНИТАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ вып. 2/2022(13))

запомнила обратную поездку и ее детали, потому что депортация происходила, когда ей был всего один год, а возвращение домой произошло уже в сознательном возрасте. В послевоенные годы мытарства российских финнов и немцев не закончились. Информант И. П., 1947 г. р., рассказывала: «В мае сорок пятого обещали, что их отвезут домой в Ленинградскую область, а увезли в закрытых вагонах в деревню Овчиниково Калининской области, в бедный колхоз. Оттуда они сбежали. В сорок шестом году они уехали в Эстонию, в совхоз “Сумерлинге”. Там мои родители поженились. Мама, двадцатого года рождения, тоже финка. Она тоже была переселенкой из деревни Кемпеле Ленинградской области. В сорок седьмом их заставили уехать из Эстонии. Сказали “уезжайте куда угодно, кроме промышленных центров”. Забрали все документы и отправили в Челябинскую область. Там я и родилась в совхозе “Митрофановский”. Проработали один месяц, их не прописывают. Дали двадцать четыре часа, чтобы уехали. Всё гнали и гнали. Меня так в чемодане и возили по Сибири ». Лишь в 1950 г. семье удалось осесть в Карелии. Переезду ингерманландцев в Карелию поспособствовало обращение в 1948 г. первого секретаря Центрального комитета Коммунистической партии Карело-Финской Советской Социалистической Республики Г. Н. Куприянова к И. В. Сталину с просьбой дать разрешение на организацию переселения в Карелию ингерманландцев, репатриированных согласно советско- финляндскому договору 1944 г. из Финляндии в Советский Союз и оказавшихся в отдаленных районах Сибири [12 : 23]. После этого, в 1949 г., финнов, рассеянных по стране, разрешили привлекать в качестве рабочих лесозаготовительной промышленности в Карело-Финской Советской Социалистической Республике [13 : 87]. Многие информанты в своих рассказах о переездах упоминали о взятых с собой вещах. Особенно высоко, как уже неоднократно отмечалось исследователями, имеющими дело с устно-историческими материалами, ценилась швейная машинка, поэтому ее старались взять с собой. По свидетельству информантов, машинка помогала выжить в тяжелые времена: во-первых, она «одевала» членов семьи; во- вторых, давала женщинам возможность заработать шитьем; наконец, ее можно было продать, так как спрос на этот предмет был велик [14 : 28]. Еще один пример тому воспоминания информанта А. Ф., 1940 г. р., о переезде из Змеиногорска, куда семью депортировали по национальному признаку в 1940 г.: «Выслали нас на Алтай, в Змеиногорск. Там такая глушь. И мама решила нас увезти оттуда в Кемеровскую область, вАнжеро-Судженск. Мы поехали к сестре отца. Это былоуже после войны, в сорок восьмом. Мне тогда восемь лет было. Я был самый старший. Она нас собрала. Это было что-то страшное. Я эту дорогу помню. Вот мама уходит за кипяточком, а мы остаемся. Когда мы выехали из Змеиногорска, она везла с собой машинку швейную зингеровскую. Станок этот литой тяжеленный! Вот она всё шила, обшивала нас. Перину везла! Всё везла. Какое-то там дедушкино-прадедушкино пальто, там ткань такая хорошая была и меховая подкладка. Подушки везла. Это что-то ужасное, ужасное. Вот она посадит нас на эти вещи, а сама ушла куда- то. Это что-то страшное. У меня уже сознание такое было, что могут прийти и забрать». Рассказ информанта отличался повышенной эмоциональностью. Фраза «это было что-то страшное» повторялась несколько раз. Информант — старший из троих детей. Он осознавал происходящее и испытывал страх от того, что вещи могут украсть или, что еще трагичнее, если мама не вернется, он останется один с младшими братом и сестрой, еще и с вещами. 57