Труды КНЦ вып. 22 (ГУМАНИТАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ вып. 2/2022(13))

поэтому их больше, чем нас было. После лагеря, в сорок седьмом году, я поехал в Ленинград. Меня не прописывали в Ленинграде, и это было бесполезно совершенно, я обращался в милицию. Тогда прописаться необходимо было в течение трёх суток. Мне в милиции сказали: “Чтоб в двадцать четыре часа Вас не было тут”. И пришлось мне уехать. Ну, пришел я к родителям: “Так и так, я у ед у”. Нечего мне там делать было. “Куда?” — “Куда глаза глядят”. Денег было у отца с матерью всего сто пятьдесят рублей. У них корова была. Там была школа юнг, и они приходили молоко покупать. Отец дал эти деньги: “Молоко покупать будут, немного денег у нас на хлеб будет, а больше и не надо”. Всё. И я так поехал куда глаза глядят. Пришел в Сортавала на станцию, первый поезд пришел из Питера, в Петрозаводск пошел. Я сел. В Петрозаводске первый поезд пришел наМурманск. Я сел на него. И вМурманске оказался ». Интересно, что среди наших информантов это не единственный случай переезда по принципу «куда глаза глядят ». Из неопубликованных мемуаров отца информанта В. А., 1961 г. р.: «В Новоселках я не находил себе абсолютно никакого занятия и не видел перспективы в будущем, поэтому окончательно и категорически решил уходить из дому куда глаза глядят. Поезда в то время ходили редко, пассажиров была тьма тьмущая, да вдобавок ко всему прочему у нас не было ни копейки денег, а запасы скудные продовольствия тоже иссякли. Попасть на пассажирский поезд оказалось невозможным. Несколько дней мы с товарищем бродили по станции в надежде хоть как-нибудь уехать, но тщетно. Но вот однажды на станцию прибыл воинский эшелон, куда-то перебазировалась воинская часть. Мы подошли к эшелону, разговорились с красноармейцами, угостили их махоркой (к нашему счастью, у нас имелся довольно большой запас ее) и попросили, чтобы они нас взяли с собой ». Конечно, желание уехать «куда глаза глядят» может возникнуть только от безысходности у молодых людей. Дорога во время войны — это исключительно кризисное пространство и время. Приходилось неоднократно сталкиваться с рассказами о пропаже родственников, краже вещей, утрате семейных реликвий. Информант А. Х., 1922 г. р., вспоминал: (Хильда, дочь родного брата отца, когда их везли в эвакуацию в Городец на речном судне, на стоянке в одном городке пошла прогуляться. И она или не успела прийти, или заблудилась, и судно ушло. И несколько лет она не знала, где родня, она попала в детский дом в Горьковской области. Потом она сумела найти нас. Мы тоже искали, искали, подавали в розыск, но безрезультатно». Из интервью информанта Л. К., 1942 г. р.: «Во время эвакуации Лиду, младшую мамину сестру, двадцать шестого года рождения, оставили на вокзале с чемоданами, а она уснула, и у нее все эти узлы из-под головы вытащили со всеми фотографиями». Не удивительно, что среди сутолоки и большого скопления народа на вокзалах воровство процветало. Mотивы возвращения из эвакуации встречаются в рассказах редко. Однако для информанта В. С., 1939 г. р., дорога из Архангельской области в Mурманск осталась ярким воспоминанием: «Папа после войны нас забрал и привез в Мурманск. Чтобы нас забрать, он насушил два мешка сухарей, мед у него был и растительное масло. И мы по дороге пили чай с этими сухарями. И вот я помню, нас везли на телеге, потом на бортовой машине, потом какая-то река была, потом вагон. И мы все четверо ехали на третьем этаже. Вагоны были битком набиты. Вот это я помню». Скорее всего, информант 56