Труды КНЦ вып. 22 (ГУМАНИТАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ вып. 2/2022(13))

в Новый Порт, информант Е. Б., 1960 г. р.: «Их эвакуировали только летом сорок второго года. Дедушку депортировали по национальному признаку, хоть он и был коммунистом ленинского призыва. Бабушка и мама могли не ехать, потому что бабушка была русская. Но, видимо, решили быть вместе. При этом они не знали, куда их везут, были в полном неведении. Потом узнали, что их везут в Новый Порт, в устье Оби». Информант продолжила: «Дедушка с бабушкой смогли уехать с севера лишь в пятьдесят восьмом году, только мама смогла вернуться в Ленинград сразу после войны, потому что у нее в паспорте была указана национальность “русская”, как у бабушки». Еще один пример рассказа о бомбежках — из интервью информанта Р. К., 1936 г. р.: «Добирались до Котласа в теплушках, на нарах. Тетя Айна говорила, что бомбили ». «Телячий» вагон, «теплушки» традиционно упоминаются в рассказах переселенцев. Поездка в таком вагоне в тюремных условиях рассматривается как нечеловеческая [4 : 9]. Следующий рассказ о бомбежке встречаем в интервью информанта Л. К., 1942 г. р.: «Когда началась война, нас (информант говорит о родне) в Горьковскую область отправили. Сначала на машине ехали, а потом плыли. А потом, когда они плыли на барже, немецкие самолеты летали, бомбили ». Эту семью эвакуировали, а не депортировали по национальному признаку, так как матери информанта удалось скрыть свою принадлежность к финнам, поэтому они оказались в Горьковской области, а не на севере. Эвакуация населения в военное время — это комплекс мероприятий по организованному вывозу всеми видами имеющегося транспорта и выводу пешим порядком населения из населенных пунктов в безопасные районы. Еще один рассказ о бомбежке во время эвакуации присутствует в воспоминаниях информанта А. Х., 1922 г. р.: «Десятый класс я окончил в Сортавала, уже перед самой войной. Весь вечер мы, выпускники, гуляли. Потом дней через тридцать, да, примерно так, — эвакуация из Сортавала срочная. Потом, дней через пятнадцать, уже бежать пришлось: женщины с коровами по берегу, мне поручили одного старика семидесятилетнего и лошадь, он показывал, как надо запрягать лошадь, а у него уже сил не хватает. Вот так и поехали. Женщины гнали коров своих, иногда садились на телегу. Причем шли и днем и ночью, потому что канонада уже слышна была. Сначала орудийная, а потом даже ближе пулеметная стрельба слышна была. И мы успели все-таки проскочить. До Олонца ушли. А потом уже в Олонце меня в армию призвали. Я длительное время не знал даже, где мои родители были. Потом, наконец, я нашел их в эвакуации в Горьковской области ». Данный рассказ — пример неорганизованной эвакуации, возникшей по мере приближения фронта. Далее информант продолжает вспоминать о переправе по Ладожскому озеру: «Нашу часть по Ладожскому переправляли. Мы пешком шли, мы вышли по льду. Там порядочно — километров пятьдесят. Нам повезло, потому что облачно было, и нас не бомбили. Видели отверстия от бомб. Видели, как колеса шли, шли, и прямо туда так и ушла машина. Позже я был мобилизован по состоянию здоровья, у меня после Ленинграда не хватало семнадцати килограммов до нормального веса. И я узнал, где родители, поехал туда, и там меня второй раз через военкомат забрали. Думал, опять на фронт отправят, а меня под вооруженной охраной привезли в Челябинский лагерь. Вот так. Четыре года лагерей. В лагере были мы — ингерманландцы, были венгры, венгров много было, были цыгане почему-то. Немцы, немцы Поволжья, там целая республика, 55