Труды КНЦ вып.21 (ГУМАНИТАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ вып. 4/2021(12))

Постепенно оборудование лаборатории росло, разрастался и сам музей и с начала 1870-х гг. в отчетах университета постоянно поднимается вопрос увеличения помещения. Например, в отчете за 1877 г. А. П. Богданов писал, что «Зоологический музей находится в печальном положении по отношению своего помещения. Недостаточность пространства не дает возможности не только принять необходимые меры к должному размещению предметов, но даже и к их полной сохранности. Практические занятия крайне затруднительны, несмотря на то, что для них воспользовались даже пространством между шкапами. Невозможность отделить рабочие помещения от систематических собраний делает неприложимыми меры к введению системы и строгого порядка в размещении и сохранении предметов»21. В отчете за 1881 г. он продолжает: «При увеличивающемся числе студентов, желающих заниматься практически, особенно чувствовались теснота, ветхость и невозможность приспособления, о которых уже заявляемо было неоднократно в предыдущих отчетах»22. Помимо зоологического музея, где А. П. Богданов старался создать хоть какие-то условия для проведения практических занятий, в Моковском университете существовал кабинет сравнительной анатомии, первый кабинет этой дисциплины на естественных отделениях российских университетов. В конце 1850-х гг. он обладал небывалым сокровищем в виде 8 микроскопов23. В отчете за 1871 г. в этом кабинете числились все те же 8 микроскопов (Гартнака)24. Несмотря на то, что кабинет испытывал трудности с помещением, никаких изменений не происходило. Профессор сранвительной анатомии Я. А. Борзенков (1832-1883) обращался в Совет с просьбой об устройстве аудитории для чтения лекций с демонстрациями: «При этих лекциях необходимы демонстрации под микроскопом препаратов, которые должны быть изготовлены перед лекциями, а иногда во время самих лекций лаборантом, состоящим при кабинете сравнительной анатомии. До сих пор это делалось так: лекции читались в одной из комнат кабинета, в которой студенты размещались на стульях вокруг стола, а в соседней, рабочей комнате лаборант изготовлял препараты и по мере надобности выносил микроскопы, с установленными на них препаратами, в ту же комнату, где читались лекции»25. Профессору отказали в просьбе, чтобы было неудивительно. Даже всесильный А. П. Богданов не смог добиться расширения зоологического музея. Только после смерти и Богданова, и Борзенкова Московский университет получил новые здания, которым завидовали в Петербургском университете, но случилось это уже в начале XX в. Сам столичный университет в 1860-1870-е гг. оказался в странной ситуации, так как профессора зоологии там были, а вот практические занятия не велись так, как должны были. При том, что инвентарь, в том числе микроскопы, там имелись, хотя число их было неизмеримо малым. Например, для зоотомического кабинета только в 1872 г. были куплены 3 стола для микроскопических работ, 5 первых микроскопов, инъекционный прибор и 4 набора мелких инструментов26. Проблема была в том, что профессор зоотомии Н. П. Вагнер (1829-1907) совершенно не интересовался делами кабинета. В. М. Шимкевич впоследствии вспоминал, что «самое трудное было добывать деньги на организацию лаборатории. Н. П. Вагнер часто пропускал заседания факультета, и поэтому нередко наши нужды, не будучи в достаточной мере выяснены, оставались неудовлетворенными»27. К концу XIX в., в 1894 г., в столичном университете, где число студентов естественного отделения давно пересекло отметку в несколько сотен человек, в зоотомическом кабинете было 30 микроскопов, а в зоологическом — 428. Для сравнения, в зоологическом кабинете Харьковского университета в 1887 г. было 9 микроскопов29. 88