Труды КНЦ вып.21 (ГУМАНИТАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ вып. 4/2021(12))

вопросов, которые беспокоили ее но она не решалась их задавать ни будущему зятю, ни дочери: « Приехал “пустой”: — с чемоданом набитым книгами, в форменных шинельке и кепочке, беззаботный, без каких-либо планов и суждений о том, как и на что буду строить семью ... » (с. 31). Забегая вперед, отметим, что эти вопросы были в полной мере озвучены позже, когда молодые начали совместную жизнь. В любом случае, материально не обеспеченный приезжий студент «деревенского происхождения» неизбежно оказывался в статусе, который традиционно именовался «примаком» и мужчинами чаще воспринимался болезненно. В итоге АгриппинаНиколаевна согласилась прописать Владимира, после чего и подали документы в ЗАГС. Расписались 17 ноября 1955 г. в ЗАГСе Ждановского района Ленинграда. Создание новой семьи получило официальное закрепление. Родительские семьи Владимир родился в молдавской крестьянской семье Хотинского уезда Бессарабии. До 1940 г. и в 1941-1944 гг. это была территория Румынского королевства; в последний предвоенный год и после освобождения она стала советской. В настоящее время это молдавско-украинское пограничье относится к Черновицкой области Украины. В годы крестьянского детства В. З. Негруца учился вначале в румынской, а затем в советской школе. Отличаясь общественной активностью, он был председателем Совета дружины школы, комсомольцем и секретарем комсомольской ячейки неполной средней школы своего села. С 8-го по 10-й класс — секретарем комсомольской организации Молдавской средней школы в городе Новоселица Черновицкой области, куда поступил после 7-го класса и окончил ее в 1952 г. Володя у мамы был первым ребенком, и когда отца демобилизовали в армию, сын заменил ей все. Объяснялось это тем, что родные со стороны отца поначалу не приняли невестку совсем. По словам матери, первым движением ребенка, которое она запомнила, была попытка погладить ее лицо, успокоить, чтобы она не плакала. Она учила сына всему, что знала и умела сама. С ним делилась и советовалась, требовала от него посильного, но постоянного дела. За «вольные или невольные прегрешения» наказывала, иногда жестоко, но никогда не высказывала обиды, и тем более обидных слов. Любила без слов и жестов - - делами, приучала детей быть добрыми, сердечными, но без «телячьих нежностей», доказывать свою любовь не словом, а своими постоянными делами и ненавязчивым вниманием. «И все это в естественном, практическом выражении связывало маму со мной до первых классов учебы в школе постоянно, и днем и ночью. Мы всегда и всюду были вместе. И мы, конечно, так любили друг друга, как могут любить дитя и мать, когда дитя еще на руках матери, и мать продолжает кормить его грудью. Школа и моя последующая взрослая жизнь, как впрочем, и мамина, с возвращением папы и взрослением дочерей, лишила нас такого, только нашего единства, которым жизнь наградила меня и маму за трудности бедного безотцовствого для меня детства и одиночества молодой, растившей трех детей, совершенно лишенной какой-либо помощи извне и материальной основы, умнейшей из всех, кого я знал, и очень красивой женщины. Подаренной в раннем детстве любовью я пропитывал свои деянии всю свою жизнь. Во всем и всегда я искал одобрения, точнее, молчаливой поддержки у мамы» (с. 40-41). 12