Труды КНЦ вып. 20 (Гуманитарные исследования) вып. 1/2021(12)

от каждого члена ГПУ по отдельности (по той же процедуре рассматривались первые университетские уставы в 1802-1804 годах). При этом члены Ученого комитета читали проект устава друг за другом и «сообразовывали» свои замечания с уже высказанными замечаниями предшественников. Поэтому обсуждение устава затянулось и пошло в неблагоприятном для Уварова направлении. Пристрастное обсуждение и комментирование отдельных параграфов и общих положений устава показало, что уваровский проект не будет принят в ближайшем будущем без принципиальных переделок. Хронологически первыми читавшие устав и представившие свои замечания члены Ученого комитета ГПУ Н. И. Фус и граф И. С. Лаваль одобрили проект в целом, находя нужным сделать только несколько «легких перемен» [Санкт-Петербургский..., 1919: 68]. Н. И. Фус, близкий Уварову по Академии наук, как правило, замещавший попечителя при его отъездах из Петербурга и, что немаловажно, участвовавший в разработке уставов начала XIX в., отнесся к проекту Уварова наиболее благожелательно, отметив, что читал его с «особенным удовольствием» [РГИА. Ф. 732. Оп. 1. Д. 18. Л. 331]. Он заметил, что преобразование Главного педагогического института в университет представляет немало сложностей, но составитель устава попытался их преодолеть и основать университет на «твердейших и точнейших правилах». При повторном чтении, как заметил Фус, у него возникло желание внести некоторые поправки и уточнения в различные параграфы устава. Так, Фус считал возможным учреждение медицинского факультета. Он писал: «На § 3 проекта: Санкт-Петербургский университет по сему параграфу будет не токмо между российскими, но и иностранными университетами первым и единственным, в коем не будет факультета медицинского. Хотя в Санкт-Петербурге и имеется академия медико­ хирургическая, но несколько уже раз как Главным правлением, так и самим Господином министром примечено, что оба отделения медико-хирургической академии — санкт-петербургское и московское со всеми медицинскими факультетами наших университетов, недостаточны для образования великого числа врачей, нужных для всего государства» [РГИА. Ф. 732. Оп. 1. Д. 18. Л. 332; Санкт-Петербургский..., 1919: 63-64]. Более серьезную критику вызвала у Фуса процедура жеребьевки при избрании профессоров на должности университета (согласно которой как раз проходили первые выборы ректора). Он обнаружил несколько мелких формальностей и неудачных терминов. Например, Фусу не нравилось, что Уваров называл преподавателей «учителями»: «§§ 39 и 41 — употребление слова учитель неуместно, так как профессоры ординарные и экстраординарные, и адъюнкты у нас не называются учителями, а учитель не именуется профессором» [РГИА. Ф. 732. Оп. 1. Д. 18. Л. 334]. Другой член Ученого комитета ГПУ, граф Лаваль, также отозвался с похвалой о проекте. Соглашаясь с замечаниями Фуса, Лаваль со своей стороны прибавил несколько возражений о присвоении оканчивающим университет, наравне с воспитанниками привилегированных школ, чинов 10-12 классов, которые считал слишком высокими. Сомнения у Лаваля вызвало и предусмотренное в § 37 дополнительное вознаграждение профессоров. Он писал: «В сем параграфе с к а з а н о ., что оклады их могут быть увеличены. Но из каких сумм? Чрез кого? По каким условиям? Параграф сей, заключая в себе мысль весьма неопределенную, долженствует, кажется, открыть путь к беспрестанным требованиям со стороны профессоров» [Санкт-Петербургский..., 1919: 70]. 87