Труды КНЦ вып. 20 (Гуманитарные исследования) вып. 1/2021(12)

важности и масштаба. Главное, в это время обозначился резкий перелом в политике просвещения, который заключался в свертывании «чрезмерных» свобод университетов, усилении надзора за преподаванием и студентами. После создания в 1817 году объединенного Министерства духовных дел и народного просвещения (во главе с А. Н. Голицыным) начинается наступление на университетскую автономию, борьба с распространением «вольнодумства», заимствованием западных идей и, в частности, «обычаев» немецких университетов, осужденных Священным союзом. Во главе министерства, в составе ГПУ и его Ученого комитета в это время оказались те, кто резко осуждал систему, построенную реформами 1802-1804 годов. ГПУ, оставаясь коллегиальным органом, обновило состав членов, включив в него идеологов и членов Библейского общества — противников реформ. К их числу принадлежали М. Л. Магницкий, Д. П. Рунич, архиепископ Тверской Филарет, обер-прокурор Св. Синода (с 1817-го) кн. П. С. Мещерский. При относительной малочисленности присутствовавших в заседаниях членов ГПУ решающее значение имел голос председательствующего в заседаниях А. Н. Голицына и его отношения с каждым в отдельности. Министр не только протежировал, например, Д. П. Руничу, но и выступал «духовным наставником» сочленов, предлагал решения, способные переориентировать идейные основы всей образовательной системы. Так, он вносил предложения о повсеместном введении лекций по богословию, об обязательном чтении Священного Писания в училищах, производил «разборы иностранцев», в умственном направлении которых не был уверен [Жуковская, Пустовойт, 2020]. Контрреформаторы желали установить главенство веры над знанием, демонстрировали показное благочестие, сами понятия «университетская автономия», «наука», «европейские идеи» они сравнивали с оружием, направленным на подрыв духовных и политических устоев государства. Уваров все же решился выступить в «неудобное» время, поскольку, как подчеркивал Джеймс Флинн, «борьба за составление “полного” устава нового университета» была для него самым серьезным вопросом» [Flynn, 1972: 487]. На необходимость полноценного устава для университета в Петербурге позже не раз указывал один из противников Уварова и его преемник на должности попечителя — Д. П. Рунич. В 1822 году он обвинял Уварова в том, что тот организовал университет без устава и тем самым «ослабил» его. В своем донесении от марта 1822 года Рунич писал, что, когда в 1819 году на месте Главного педагогического института был образован университет, руководствуясь одним «Первоначальным образованием»1, он «подвергся столь невыгодным для него собственно и самой цели его учреждения изменениям, что все расстройство нового университета, впоследствии обнаружившееся, произошло единственно от сего переименования». Рунич сетовал, что «университет был открыт прежде, нежели составлен для него устав. Первоначальное образование, заключая одни поверхностные распоряжения, не могло быть достаточным для сословия такого рода, каков университет» [РО ИРЛИ РАН. Ф. 263. Оп. 3. Д. 50. Л. 1]. 1 «Первоначальное образование Санкт-Петербургскогоуниверситета»—учредительный документ, излагающий основыустройствауниверситета, также составленный С. С. Уваровым и утвержденный 8 февраля 1819 года (см.: [Санкт-Петербургский., 1919: 6-12]). Этот краткий учредительный документ, всего из 36 статей, рассматривался Уваровым как переходный, лишь временно выполняющий функцию недостающего устава университета. 85