Труды КНЦ вып. 20 (Гуманитарные исследования) вып. 1/2021(12)

в российском обществе [Ольнева, Федюк, 2011: 251]. При этом необходимо учитывать сложность и дискуссионность вопросов о структуре и содержании понятия «повседневность», которое предполагает аналитический подход к истории меняющегося человека в его обыденных заботах [Пушкарева, 2007: 35]. По наблюдениям известного московского этнолога Н. Л. Пушкаревой, вполне оправданна постановка таких тем, как «повседневность военной поры» или эпохи революционных экспериментов. Как «история обиходных практик» повседневность должна с неизбежностью включать «формы поведения и стратегии выживания и продвижения, какими пользуются люди в специфических социально­ политических условиях», в том числе и самых экстремальных, в условиях войн и революций [Там же: 41]. Источники по истории строительства магистрали иллюстрируют организацию повседневности военного времени в рамках таких структур, как труд и досуг построечников. Обращают на себя внимание публикации в петрозаводской газете «Мурманский путь», которая с сентября 1917-го по март 1918-го издавалась в Петрозаводске главным дорожным комитетом Союза служащих и рабочих Мурманской железной дороги. В ноябре 1917 года в нескольких номерах газеты печатались «Очерки Мурманского быта» [О ч ер к и ., 1917], которые носили публицистический характер. Их автором, подписавшимся инициалами А. де-Л., был железнодорожный служащий 3-го участка 3-й дистанции пути (ст. Энгозеро). Благодаря публикации этих заметок можно узнать о повседневной жизни строительных рабочих и служащих магистрали, об их восприятии культурного пространства Севера. Содержание понятия «повседневность» включает и отношения человека с миром окружающих его вещей (внешний и внутренний облик жилища, одежда, обувь, привычный рацион питания и т. д.) [Ольнева, Федюк, 2011: 251]. Стоит остановиться на описании вереницы похожих друг на друга осенних дней 1916 года, сливавшихся в однообразную картину жизни конторских служащих на ст. Энгозеро. По свидетельству очевидца, в это время года входы в бараки были залиты дождевой водой, а дорогами, «если только так можно назвать, были узкие полоски земли, свободные от пней и прочего строительного материала», которые «представляли из себя текучую грязную массу». В такие дни люди выходили из дома лишь в силу крайней необходимости: «в кладовую за продуктами, в контору, на конный двор и тому подобные административные инстанции Мурманстройки» [О ч ер к и ., 1917: 5 ноября]. Год спустя автор «Очерков Мурманского быта» не обошел вниманием распорядок дня своих сослуживцев, работавших на 3-м участке 3-й дистанции пути, отметив рутинную повторяемость событий в предреволюционное «обычное время», отличавшееся от времени «нынешнего». «Жизнь протекала таким образом»: вставали в 8 часов, «пили чай с белым хлебом и сливочным маслом, чай пили не «с удовольствием», а с сахаром, не то, что теперь», в 9 часов отправлялись в контору, где «просиживали до 3, затем шли обедать и до 6, т. е. до начала вечерних занятий, ложились спать». Рабочий день заканчивался в 9 часов вечера, и после ужина время проводили «каждый по-своему»: «кто читал лежа в сапогах на койке, кто играл на гитаре под аккомпанемент разбитого, фальшивого баса, кто направлялся в клуб, т. е. более просторную комнату, где играли в карты, кто шел на охоту за зайцами, а кто качался на качелях с горняшкой Настей. А утром, после бессонной ночи, та же картина — контора» [О ч ер к и ., 1917: 5 ноября]. 36