Труды КНЦ вып. 20 (Гуманитарные исследования) вып. 1/2021(12)

до назначения попечителем Рунича и начала «дела профессоров». В то же время можно заметить, что это явно не оконченный проект, открытый к дальнейшим дополнениям. «Проект Балугьянского» довольно плохо структурирован, многословен, написан несовершенным русским языком и в этом отношении слабее проекта Уварова. Есть в нем довольно странные предложения, например, о приеме абитуриентов с 15 лет, о предпочтении профессоров-россиян иностранцам и др. Идя навстречу клерикальным увлечениям руководства МНП, автор в первых строках проекта пишет о необходимости «преимущественно наполнить весь состав духом христианства, твердыми правилами гражданской подчиненности, соразмерно монархическому правлению, под защитою которого науки благоденствуют». Здесь обнаруживается непоследовательность, ибо богословский факультет исключен из проекта с твердой мотивацией: автор объясняет, что богословские науки «принадлежат более духовному званию, нежели светскому», и что для них учреждены Александро-Невская и другие духовные академии [Косачевская, 1971: 96-109]. Е. М. Косачевская как биограф Балугьянского, представленного ею в качестве одного из наиболее «прогрессивных» российских правоведов и университетских профессоров, очевидно, переоценила его самостоятельность в составлении проекта устава и, главное, конструктивность заключающихся в редакции 1823 года предложений. Между тем катастрофа, какой оказались для университета вначале уход от дел, а затем отставка С. С. Уварова весной- летом 1821 года [Жуковская, 2019], не благоприятствовала работе над проектом в прежнем духе. В ноябре 1821 года университет был потрясен «делом профессоров» — известными внесудебными разбирательствами на чрезвычайных заседаниях профессорской коллегии, которые коснулись не только первоначально заподозренных в крамоле Э. Раупаха, К. Ф. Германа, К. И. Арсеньева, А. И. Галича, но и ориенталистов Ф. Деманжа и Б. Шармуа, М. Г. Плисова, да и самого Балугьянского, встревоженного небывалым в университете «инквизиторским» процессом. Отказавшись в самом начале «дела профессоров» от должности ректора, Балугьянский все же, как видим, продолжал работу над уставом до лета 1823 года. К основной части «профессорского» проекта прилагались «Наказ» о том, как согласовать предполагаемые новшества с уже существующим положением университета, и пояснительная записка, написанная Балугьянским от своего имени. Эти три документа были представлены министру А. Н. Голицыну для обсуждения в ГПУ в июле 1823 года. На этом работа над новым уставом для Петербургского университета вновь была остановлена. После летних вакаций Ученый комитет ГПУ к ней не возвращался, поскольку нет следов обсуждения проекта Балугьянского в журналах ГПУ за вторую половину 1823 года. Сам Балугьянский к тому времени покинул пост ректора, оставил преподавание, а с 1824 года перестал получать и жалование по университету, полностью сосредоточившись на работах по кодификации в Комиссии законов [Жуковская, 2020]. Вскоре последовала отставка самого А. Н. Голицына и назначение министром народного просвещения А. С. Шишкова, который по традиции подверг ревизии идейное и административное наследство своего предшественника. Последний раз М. А. Балугьянский возвращался к своему проекту устава в 1830 году, собрав черновые и беловые редакции и передав их Д. Н. Блудову. «Проект Балугьянского» остался без движения, о нем не вспомнили и при подготовке общеуниверситетского устава 1835 года, в которой Уваров принимал деятельное участие уже в статусе министра. 99