Труды Кольского научного ценра РАН. № 1 (11), вып.18. 2020 г.

«старцев» — по договору с Козьмой Ивановичем и его братом Стефаном (также входившим в «совет»), включив в долю «сторонних» людей вроде Алексея Олончанина (вероятно, Алексея Семеновича Копнина-Кутейкина, проверенного партнера из Петербурга) и «иных себе единонравных», с санкции настоятеля «взя под свое смотрение при Пигматской пристани графа Шувалова отправление трески в Санкт-Петербург и надзирание моржины и ворванья сала». К указанному начинанию делец «присовокупил < ...> пристани и строение новоманерных судов», а партнеров из выговских «соборных» управленцев, как с возмущением отметил современник, «принял во общество» [Гурьянова, 1989: 238]. Нужно подчеркнуть два обстоятельства. Во-первых, очередная казенная монополия на все без исключения «поморские промыслы», отданная, согласно указу от 6 июля 1748 года, для П. И. Шувалова, вопреки прежним политически окрашенным прожектам создавалась не ради содержания «Грунландских китоловных промыслов», которые признаны исключительно неэффективными и убыточными для казны. Право на их ведение давалось любому: «не сыщется и кто из партикулярных людей к произведению их другие охотники, которые можно при первом случае на несколько лет отдать и без платежа в казну нашу пошлин?». Во-вторых, что важнее, впервые формат монополии в России не ограничивал участие в ассоциировании только дворянами или представителями зарегулированной российской купеческой «торговой сотни». У старост выговских промысловиков появилась юридическая возможность долевого участия (в качестве партнеров) в прибыли компании и сбыте продукции северных промыслов в масштабах всей Российской империи — доселе невозможная [Полное собрание..., 1830: XII, 878]. Вместе с тем в лице господина П. И. Шувалова интересы местного населения приобрели весьма своеобразного защитника. Вскоре он уже жаловался сенаторам, что промысловики-охотники и местные посредники «с промыслов своих сало, ворванье и кожи, уповательно, мимо Конторы его Господина, Генерал-Лейтенанта Сенатора и кавалера, учрежденной у города Архангельскаго, отвозя в разныя места, посторонним продают, из которых покупателей некоторые, уповаемо, потаенно разным Остзейским, другие же и к здешним портам, брав из посторонних таможен выписи, а именно: из Олонецкой, Шуйской, Толвуйской и Повенецкой, явно провозят и продают, а сверх того и из Шлиссельбургской таможни ж даются выписи, по которым могут под видом того сала, кое, якобы, в промысле бывает на Ладожском озере, провозят подлежащее в Контору его Господина Генерал-Лейтенанта и Сенатора». Из списка таможен ясно, почему Выговская обитель, расположенная административно за пределами Беломорья, имела до той поры реальное преимущество в возможностях внутреннего сбыта продукции промыслов [Полное собрание..., 1830: XIII, 188-190]. Таким образом, промысловые артели заонежских погостов (к которым формально относились и промышлявшие на Белом, Баренцевом и Карском морях выгорецкие артели), имея таможни в Повенецком, Толвуйском и Шуйском погостах Онежского озера, ведя промысел также на Ладоге через Олонецкую и Шлиссельбургскую таможню, до определенного момента в значительной степени обходили контроль. Поэтому 1 февраля 1750 года, адресовав указ в поморские волости, Сенат решил спорное постановление «о недаче посторонним, кроме посланных от Конторы его прикащиков, на сало и другие 70