Труды Кольского научного ценра РАН. № 1 (11), вып.18. 2020 г.

и невозможность покинуть их, а впоследствии и повышенное податное обложение стали основными условиями колонизации, — а вовсе не поиски природного изобилия. Отечественные и зарубежные исследователи обратили внимание на факт пребывания даже на Шпицбергене, по крайней мере, с середины XVIII века, староверов вместе с семьями, что было вызвано религиозными притеснениями в России и, в свою очередь, способствовало укреплению Выговского старообрядческого общежительства как ведущего промыслового хозяйства Поморья [Брызгалов, 2014: 57]. Необходимо особо заметить, что административная структура выговских суземкое — «задних дворов» Заонежских волостей Олонецкого воеводства (позднее — губернии) не сразу обрела легальный статус. «Выгорецкие расколники возимели себе везде свободу» по указу 1705 года, на контрасте с окружающим населением Заонежских погостов, прикрепленным с 1703-го к Олонецким заводам. До того, однако, они жили вообще «нигде никому не ведомы и не имея никакой над собою управляющей власти», как свидетельствовал позднее выговский стряпчий и будущий большак даниловцев [Юхименко, 1994]. Уже отмечалось, что такая юридическая метаморфоза, произошедшая в ходе Великой Северной войны и строительства Осударевой дороги по соседству с пустынью, не могла осуществиться вне ведения и санкции самого царя, Петра I. Но к 1737-му году, когда стряпчий Мануил Петрович держал ответ перед Сенатом, над всеми обитателями Выгореции (формально причисленными к государственным крестьянам, вне зависимости, жили они в староверческих скитах или семьями в селах) нависла опасность утратить временный территориальный иммунитет. Об этом оставили немало сведений сами выговские птсгасіт-болъшаки: и возглавивший общину по окончании «выгонки» в 1744-м Мануил Петрович, и его предшественник с 1740 года Иван Филиппович [Гурьянова, 1989: 224-226, 244; Юхименко, 2002: 291-293]. Именно у поморцев вполне проявился уникальный для старообрядческих «гарей» образ корабля-общины [Романова 2012: 142], что наглядно маркировало и развитую промысловую навигационную культуру, и стремление уйти от гонений из-под власти государства, переместив все сообщество в глухие и отдаленные земли [Понырко, 1987: 302-303]. Конкретной причиной отказа от «бегов» в выговском случае была не некая «духовная оседлость», а государственные указы от 8 и 18 февраля 1716 года и 9 октября 1718 года, узаконившие «расколыциков» под двойной податью, и особенно указ от 11 февраля 1724 года, запретивший «раскольникам Повенецкого округа выезжать в другие места» [Русское старообрядчество..., 2012: 193-194,202]. В «Истории старообрядческой Выговской пустыни» настоятеля — современника событий (труде, наиболее известном из всех исторических работ поморцев) содержится отдельная «Повесть о злоключении на Выговскую пустыню, по злодейству диаволю, через злаго безчинника Ивана Круглого, и како спасеся пустыня милостию Божиею по раскаянию того же Круглаго». Иван Филиппович ставил «разорение» в один ряд с «подобными же гонениями на церковь», которые претерпели в 1710-е, 1730-е годы крупнейшие общины староверов-беспоповцев, а также поповцев, расположенных и в отдаленном Поволжье, и, подобно выговцам, на шведском и польском пограничье рядом с Прибалтикой или Белоруссией: Невельская и Ряпина мыза федосеевцев, Ветковские монастыри. И если федосеевцы осудили выговлян в 1700-е как раз 60