Труды КНЦ вып.16 (ГУМАНИТАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ) вып. 2/2019(10))

власти объявили о нашей реабилитации <.>. Цена этой справки — ограбленная жизнь» [Пусть не доведется., 2018: 61]. Неполнота, неполноценность прожитой (проживаемой) жизни выражается многообразно. Преждевременная смерть — самый наглядный вариант «недожития»: «Умер от цинги и полуголодной жизни в возрасте 59 лет, а ведь не будь этого выселения он мог бы еще долго жить, принося пользу и своей семье и государству» [Спецпереселенцы., 1997: 82]. Другой вариант сопряжен с тщетностью усилий по созданию благополучной жизни для семьи, виной чему высылка: «Я иногда задумываюсь и очень сожалею о его (отца. — И. Р .) стремлении к жизни, как он работал, как заботился, чтобы все дети его были одеты и обуты, — и на тебе, — все прахом прошло» [Память неподвластна., 2015: 205]. Наконец, вся линия жизни или ее большой отрезок могут предстать в качестве цепи нереализовавшихся возможностей по причине «неполноценности в человеческом достоинстве». Это показывают, например, воспоминания К. Д. Зайцева, ребенком высланного с семьей из Гомельской обл. В начале жизни его «в наказание сослали в тундру»; в годы войны в эвакуации был на лесозаготовках, где переселенцев «сторожил в поселке комендант». После освобождения со спецпоселения в 1953 г. мемуарист сотрудничал в газете в Краснодарском крае, редактор хотел оформить его литработником, но с места рождения сообщили, что он сын раскулаченного, и на работу не приняли. После демобилизации из армии работал на заводе, хотел вступить в партию, из воинской части даже прислали рекомендации, но те, от кого это зависело, «воздержались». А затем и вовсе «попал под сокращение», несмотря на то, что учился в вечерней школе и был демобилизованным [Спецпереселенцы., 1997: 73]. Случай, скорее, типичный. Чтобы жизнь спецпереселенца обрела хотя бы некоторую «полноту», нужно несколько обязательных обстоятельств: восстановление в правах с возможностью выезда, документированная «реабилитация», опровержение мнимой «неполноценности» (признание заслуг человека в форме наград и других знаков уважения), возвращение на родину или посещение ее. При наличии данных обстоятельств и сама жизнь, и биография получают нормализованное завершение: «В 1947 году отцу на две недели разрешили поехать в родное село. С какой радостью он — бывший крестьянин, хороший столяр, увлеченный пчеловод, — через 17 лет ехал в родное село: навестил родню, увидел хату, которую строил в 1922 г. (но уже перестроенную), увидел у брата и племянника домики — ульи с пчелами. Как будто чувствовал приближение конца жизни, на следующий год его не стало» [Спецпереселенцы., 1997: 56]; «.папе в 1949 году разрешили выехать. Для него это была необыкновенная радость. В дальнейшем он получил образование. На руднике «Ниттис-Кумужье» заведовал компрессорным хозяйством и проработал до пенсии. Награжден папа медалью “ За оборону Советского Заполярья ” » (подытоживающий биографию фрагмент) [Пусть не доведется., 2018: 99]. Справки о реабилитации и награды, полученные посмертно, а также несбывшиеся мечты о посещении родных мест — символические свидетельства «не прожитой», «не завершенной» жизни: «Умер он в 1947 году, так и не получив паспорта и не побывав на Украине. И уже после смерти ему дали медаль “ За оборону Заполярья ” », — рассказывала Р. М. Ядрихинская (Стародуб) об отце, который был выслан в 1930 г., стал стахановцем, всю войну, будучи тяжело больным, работал на военном аэродроме и очень тосковал по родной Украине 13