Труды КНЦ вып.16 (ГУМАНИТАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ) вып. 2/2019(10))

Приведенные выше тексты свидетельствуют о том, что в алтайской музыкальной культуре был песенный жанр, обозначаемый как «личная песня», хотя, безусловно, это — не Homo Lyricus. Об этом явлении вскользь упоминает А. Кунанбаева в своей работе о песне «одного голоса». «На определенном этапе поэзии и музыки устной традиции оказывается очевидным, что «голос» песни, т. е. ее мелодия, это и есть «мой» голос, голос Homo Lyricus и, соответственно, голос выдающегося лирического певца, заявляющего о себе в мире. Собственно, совпадение этих двух значений одного термина «голос» — как «голоса2 и «мелодии» — и образует, если угодно, лирику как особый песенный жанр — разумеется, не в смысле «личной песни», известной ряду народов Сибири и дальнего Востока, как самоидентификации человека внутри того или иного рода (племени), а в смысле лирики как уникальной позиции человека в мире» [Земцовский, Кунанбаева, 2011: 210]. В 1920-1930-е гг. в культуре появляются новые образы. «Культур- активисты» по характеру были люди смелые, способные сломать традиции. Так, в газете «Кызыл Ойрот» за 1929-1932 гг. встречаются предложения корреспондентов отказаться от алтайской одежды, чегедеков, остричь волосы, подобно комсомолкам, мужчин призывали отказаться от косы кетьеге . В поведении людей появляется нарочитое пренебрежение к потомкам бывших баев и зайсанов. «Бывшие малоимущие или бедные люди» могли публично оскорбить «бывших баев» [Елемова, 2007: 73]. Многочисленны рассказы потомков бывших баев, которые через всю жизнь пронесли унижения и оскорбления. Вместе с тем, как показывают мемуарные материалы, относящиеся ко времени раскулачивания и экспроприации, образы первых комсомольцев или коммунистов, занимавшихся «раскулачиванием», в памяти народа остались не совсем приятными. Люди, которые постоянно проводили собрания, воплощались в образах пустословов и бездельников, жадных до чужого добра (раскулаченное имущество нередко присваивалось новыми хозяевами жизни). Трагические годы ссылок и репрессий получили освещение в сюжетах о пребывании в тюрьмах (например, в Кызыл-Озекской близ Горно-Алтайска), об одиноких стариках и детях, оставшихся в юртах в бесконечном ожидании возвращения родных. Получили устойчивость представления о дороге в один конец, возникли песни печали и скорби, своеобразные «песни одного человека», в которых каждый «выплескивал» свое горе в «собственной песне». Алтайская культура предоставляла традиционные формы для воплощения новых явлений и потрясений жизни, их интерпретаций, для выражения общечеловеческих эмоций и передачи семейного исторического наследия. Сведения об основных исторических персонажах семейных историй Абышкин Макарий родился в 1878 г. в селе Отогол (Мариинка). Учился в катехизаторском училище в Бийске. После его окончания работал учителем в разных школах. В 1929 г. отказался от сана священника. В 1930 г. работал в редакциях газет «Ойротский край» и «Кызыл-Ойрот». Был отправлен в ссылку и расстрелян в 1937 г. Алагызов Иван Савельевич родился в 1888 г. в селе Улала, алтаец-туба, рода меркит. Член ВКП(б) с 1920 г., член ВЦИК, заведующий национальным отделом Западно-Сибирского края (исполкома). Член Ревкома, председатель Ойротского облисполкома. Арестован 19 мая 1937 г. Постановлением тройки 134