Труды КНЦ вып.17(ГУМАНИТАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ) вып. 2/2019(10)

С образом времени, точнее, временности, неокончательной ситуации связана упомянутая в «Очерках» «времянка». Она обозначала деревянную дорогу, использовавшуюся при строительстве укладочного пути Мурманской железной дороги в 1914-1916 гг. По словам автора публикации, «времянка» шла то зигзагами, то параллельно пути, то пересекая его, быстро приходя в негодность, если по ней успел проехать обоз с тяжелым грузом. «Лучший ходок может пройти по такой дороге не больше 4 верст в час, а обоз проходит в среднем версту за то же время. От ходьбы по времянке сильно отбиваются ноги, особенно болят пятки, а по прошествии нескольких дней делаются на пятках мозоли. То же происходит и с лошадьми, у которых стирались копыта, и лошадь, пройдя верст 300-400, становится негодной» [Очерки..., 1917: 8 ноября]. Но даже тяготы такого рода вспоминались автору публикации как малозначительные по сравнению с тем, что происходило вокруг осенью 1917 г.: «...по времянке ходили и ночью, через глухую тайгу, ни звука, ни шороха, изредка встретишь кого-либо на дороге, такого же позднего путника, и в темноте остановишься, спросишь, откуда идет, куда и зачем, присядешь на пень или камень, закуришь, пойдешь дальше. Ни посягательства на жизнь или на карман за всю мою службу не было, — отмечает он, — а ведь чего проще — завидел человека издалека, спрятался за куст, выскочил и прикончил, тайга глухая, свидетелей нет», ведь «ходили люди с заработка, неся на себе деньги, и большие» [Очерки..., 1917: 8 ноября]. Описание недавнего прошлого содержит и такую зарисовку: «...идет слабенький мужичок по времянке, а навстречу ему огромный коренастый детина. Повстречались, и спрашивает один у другого: а что, земляк, не разменяешь ли «петеньку» (купюра в 500 руб. с изображением Петра Первого. — Е. Д.), в конторе дали расчет одной бумажкой, и нигде разменять не могу». Поскольку встречный незнакомец только еще направлялся на заработки и разменивать ему было нечем, расходились каждый в свою сторону. Идеализированную картину обстановки на строительстве Мурманской железной дороги всего лишь двух-трехлетней давности автор газетной публикации противопоставляет «нынешнему» «лихому» времени: «теперь из-за рубля людей режут, а тогда 500 рублей были деньги очень большие». В сделанном им широком обобщении вновь проявляет себя пространство-время, определяющее локальную — не-городскую, и особенно не-столичную, идентичность: «...и впрямь знали люди тогда, что то место, где стреляют и грабят на улицах, называется городом, а в мертвой, дикой тайге, в страхе совести встречаются люди и относятся к ближнему, как к самому себе» [Очерки..., 1917: 8 ноября]. В заметке подчеркивается, вероятно в отличие от ситуации 1917 г., и отсутствие «антагонизма» между служащими и рабочими: во внеслужебное время «вместе играли в карты, заходили к рабочим в барак, ходили на охоту, мирно беседовали. Особую страсть обе категории ... проявляли к так называемой «бражке» [Там же: 7 ноября]. В русской культуре велика ценность памяти, исторических традиций, преемственности. «Былое, быль» дышит особым очарованием, теплотой, а «утрата традиционных основ жизнеустройства, неуважение предков, забвение расценивается как упадок культуры, деградация социума» [Копочева, 2003: 305]. Такую утрату и настоящий разлом картины мира предстояло пережить участникам Первой мировой войны и их современникам, строителям 29