Труды КНЦ вып.9 (ГУМАНИТАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ вып. 11/2018(9))

в специальном бараке посреди казарменного двора, там же находились 16 полевых кухонь полка для личного состава в 4 тысячи военных. Самовары с кипятком имелись в каждом батальоне [Korkama, Roudasmaa, 1988: 256]. В действительности разнообразия в продуктах, поступавших на стол российского солдата, было крайне мало, хотя Главное интендантское управление предпринимало все возможное для расширения наименования продуктов, входивших в солдатский рацион. По заключению исследователя, сама система продовольственного снабжения русской армии, несмотря на явные недостатки, все же справилась с поставленной перед ней в годы войны задачей обеспечения самым необходимым, и прежде всего, продуктами питания. Однако масштабы заготовок приводили к недостатку в разнообразии продуктов питания рядовых военнослужащих, и уже в ходе войны приходилось изыскивать новые пути решения этой задачи, в частности, проводились эксперименты по выработке новых вариантов консервов, сушению овощей и т.д. [Аранович, 2003: 138-141]. Условия размещения военнослужащих также оставляли желать лучшего. По свидетельству А. Валтари, казармы полка, где он служил, были тесными и душными, с нарами в три этажа, и на рядового приходилось лишь полметра жилого пространства [Korkama, Roudasmaa, 1988: 256]. В финляндской провинции, вдалеке от больших городов, где не было большого скопления военных, политические баталии, разворачивавшиеся в столичной прессе Великого княжества, не влияли на повседневную жизнь сельского населения и не сказывались на отношении к финнам и шведам со стороны военнослужащих. В годы войны нижние чины продолжали оставаться довольно изолированными от местного населения не столько из-за специфики военной службы, сколько из-за различий в культуре, языке и конфессиональной принадлежности. ... и перед фотообъективом Наработки историков в области антропологической интерпретации фотографий военнослужащих [Добрындев, 2010; Круткин, 2005] определяют подходы к анализу армейских фотопортретов периода Первой мировой войны. В частности, фотоматериалов из коллекции Эрика Хагглунда, которые в 1916-1918 гг. были сделаны в фотоателье в Вёро (губ. Вaза) и ныне хранятся в Архиве Шведского Литературного общества в Финляндии, а также офицерских фотопортретов и фотографий нижних чинов, сделанных в канун и в период Первой мировой войны, и опубликованных в мемуарной и исследовательской литературе. Фотография занимает важное место в арсенале визуальной антропологии, поскольку «социальный опыт включает в себя визуальную составляющую — умение видеть и умение быть видимым» [Круткин, 2005], а фотопортрет всегда является средством конструирования такой реальности, какой ее хотели бы видеть изображенные на снимках. Как отметил ижевский исследователь В. Л. Круткин, фотографирование ввело в повседневность новый опыт видения, повлияв на биографическую память, причем исследовательский интерес представляет «не только фотографирование события, но и само событие фотографирования» [Круткин, 2005]. Безусловно, оно становилось значимым и для пехотинцев, кавалеристов, санитаров, служивших вблизи шведской границы на северо - западном рубеже воюющей империи и воспользовавшихся возможностью 91