Труды КНЦ вып.9 (ГУМАНИТАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ вып. 11/2018(9))

Тем не менее, по сведениям московского историка А. Б. Асташова, исследовавшего цензурные материалы Российского государственного военно - исторического архива, военнослужащие 423-го Лужского пехотного полка, долго стоявшего в Таммерфорсе (Тампере), смогли наладить переписку с местными жительницами: весной 1916 г. проверка показала, что из ста просмотренных здесь корреспонденций 58 оказались письмами любовного содержания. Цензоры докладывали по начальству, что части, находившиеся в Финляндии, «широко этим занимались» и вообще считали «легкой» службу в Великом княжестве [Асташов, 2002: 627]. Согласно сводке данных за февраль 1917 г., полученных при просмотре корреспонденции из частей, расположенных в районе гельсингфорсского военно­ цензурного пункта, большинство писем было отнесено к разряду «спокойных, сдержанных и безразличных». Но кое-кто из матросов жаловался на недостаток пищи и выражал недовольство жизнью на корабле и порядком увольнения в отпуск. Военный цензор Гельсингфорса капитан И. Чекоидзе указал в отчете на недовольный, озлобленный тон автора одного из писем, по-видимому, моряка, который заявлял: «Тюрьма и корабль — одно и то же». Оставшийся неизвестным другой автор «не то в шутку, не то всерьез восхваляет в стихах особенности и тяжести солдатской жизни и службы». По наблюдениям Чекоидзе, среди писем «есть очень дерзкое, но больше, кажется, беспечности и ухарства в обычном стиле» [КА. Д. 14007. Л. 4-4 об.]. Автор другого задержанного письма «сделал намеки на взяточничество в штабе 510-го пехотного Волховского полка», по-видимому, желая, как заключил цензор, «вынудить родных прислать ему денег якобы для подкупа». В мае 1916 г. военный цензор Выборга объяснял просьбы такого рода ростом дороговизны предметов солдатского обихода — мыла, табака, бумаги [КА. Д. 3847. Л. 14 об.]. В 512-м Деснинском пехотном полку было задержано письмо с жалобой на грязь и холод в помещении, в 428-м Лодейнопольском пехотном — письмо сектантского содержания [КА. Д. 14007. Л. 8-8 об.]. В обязательном порядке задерживалась корреспонденция с условными обозначениями, письма на немецком языке, в том числе служивших в российских войсках этнических немцев, адресованные родным [КА. Д. 14007. Л. 10; Д. 13750. Л. 1]. Изъятию подлежала корреспонденция на тех языках, которыми не владели сотрудники военной цензуры, особенно в нестоличных цензурных пунктах Финляндии, — на татарском, польском, латышском, эстонском, английском и т.д. В переписке старшего военного цензора г. Николайстад (Вааса) упоминается о том, что переписка из населенных пунктов Гарпе, Вельта и др. велась почти исключительно по-немецки. Согласно циркулярному предписанию главнокомандующего VI армии должны были задерживаться все письма на еврейском языке. По представлению старшего военного цензора Особый Финляндский военно-цензурный комитет в марте 1916 г. принял решение уничтожить 841 письмо, направленное из Империи в Финляндию, что и было произведено в присутствии членов комиссии [КА. Д. 13841; Д. 3683. Л. 21]. И все же сами составители отчетов по перлюстрации корреспонденции отмечали, что за исключением некоторых категорий писем переписка вряд ли могла дать «вполне правильное представление о психологическом настроении частей войск», поскольку почти вся она находилась «под давлением как войсковой, так и общей цензуры». В частности, цензорами специально выявлялись упоминания о тоске по родному дому как одной из причин 87