Труды КНЦ вып.42 (ГУМАНИТАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ вып. 8/2016(42))

исключительного в данном обществе не представляет» [Лотман, 1997: 806]. Для биографа как литератора это большая проблема. Внутреннего сюжета, который бы развертывался в виде пути самоопределения, преодоления себя или просто личностных изменений, институциональная биография не предполагает, а реального жизненного, событийного материала для того, чтобы драматизировать сюжет, слишком мало. В традиции нормативное членение жизненного пути человека ориентируется на переломные события «личной», семейной жизни. Они легче поддаются драматизации и романтизации. Однако в нормативной биографии эти аспекты или отсутствуют, или отступают на периферию: у «правильного» социального героя должны быть семья и потомки, о чем должно быть упомянуто. Более того, человек, удостоившийся биографии, должен соответствовать моральным нормам своего времени, поэтому факты «личной жизни» подлежат селекции. Так, в ярком очерке А. А. Киселева о В. И. Кондрикове в полном согласии с фактами говорится, что в Хибины тот приехал с женой - бывшей балериной, которая бросила учебу и приобрела другую специальность, чтобы делать одно дело с мужем [Не просто имя, 1987: 83]. Такая семья являлась образцовой с точки зрения патриархальных ценностей, которые прочно утверждались в советском обществе с конца 1920-х гг., так как оказались в гармонии с советской идеологией брака (супруги, в первую очередь, друзья и соратники). И только два десятилетия спустя в биографической статье, которая во многом повторяет предыдущий очерк, А. А. Киселев отметил, что анкетные характеристики Кондрикова не были «безупречны» с точки зрения той же идеологии, поскольку член партии оставил прежнюю семью, чтобы жениться на балерине [Киселев, 2005: 76]. Далеко не у всех «выдающихся личностей» столь яркая судьба, что она сама по себе превращает фактографическое повествование в приключенческую повесть или сценарий для шпионского боевика, как, например, у революционера И. И. Александрова [Не просто имя, 1987: 37-52]. В большинстве случаев биографы прибегают к «общим местам» - неотъемлемому элементу жанрового литературного этикета. Одно из них - констатация «обычности» биографии персонажа: «В биографии Ивана Петровича Потанина нет ничего необычного. Однако выросший на своей земле, любивший ее, свою родину, он в годы большого поворота в судьбе ее нашел четкое место в строю, стал в центре бурных событий» [Не просто имя, 1987: 73]; «Судьба Агеева удивительно схожа со многими другими. Не в мелких типовых чертах характера, быта, а в отношении к делу, которому служишь. <...>. И когда мы говорим «красивая биография», то подразумеваем не только яркие, необыкновенные страницы жизни, а именно это служение делу, доведенное до самоотдачи» [Не просто имя, 1987: 257]. Институциональная биография обращает не к человеку, а к внешним историческим событиям, подчеркивает их значение и надличностные смыслы. Закономерно, что во многих рассмотренных случаях биография, с точки зрения современного читателя, является лишь поводом для основанного на документах и свидетельствах очевидцев рассказа об истории хозяйственного освоения региона, государственного и регионального управления, строительства городов и предприятий, деятельности отраслей, создания различных служб и прочих исторических сюжетов. Так, биография М. И. Старостина, который фактически руководил Мурманской областью (был первым секретарем обкома партии)