Труды КНЦ. 2016, № 3 (37). Гуманитарные исследования, вып. 9.

изменчивости признаков у культурных растений. И хотя уже осенью 1922 г. за отсутствием средств все работы на Хибинском научном агрономическом пункте были приостановлены, однако, начатое Г. М. Крепсом на Кольском Севере «опытное дело» не кануло в лета [Дюжилов, 2011: 153; Летопись событий по истории Хибиногорска, 1934: 2]. Весною 1923 г. прерванные исследования в Хибинах были возобновлены Отделом прикладной ботаники Государственного института опытной агрономии и Центральной селекционной и Генетической опытной станциями Наркомзема, совместно с организовавшемся зимой того же года (и при его материальной поддержке) Колонизационным отделом правления Мурманской железной дороги. На этот раз на переднем крае борьбы за сельскохозяйственное освоение Крайнего Севера оказался выпускник Петербургского сельскохозяйственного института И. Г. Эйхфельд, откомандированный в качестве сотрудника Института опытной агрономии на Мурман для организации там на средства Мурманской железной дороги сельскохозяйственного опытного пункта. К такому осознанному шагу его во многом подтолкнули встречи с руководителем почвенно-ботанического отдела Северной научно-промысловой экспедиции ВСНХ проф. Н. И. Прохоровым, ботаником Г. М. Крепсом и молодым агрономом М.М. Хренниковой, усилиями которых как раз и была актуализирована применительно к Кольскому Заполярью проблема северного земледелия. Идти в то время в этот безлюдный край решались немногие, а оставались здесь вообще единицы. И.Г. Эйхфельд прибыл сюда в апреле 1923 г. при поддержке директора ВИРа акад. Н.И. Вавилова, оказавшего ему небольшую материальную, а также научную помощь [ГОКУ ГАМО в г. Кировске. Ф. 180. Оп. 2. Д. 2. Л. 12], «с твердой целью доказать, что Кольский Север может быть в сельскохозяйственном отношении освоен, окультурен, что он может дать человеку почти все, что ему нужно для жизни» [Ковалев, 1933: 29]. Из бывших сотрудников промысловой экспедиции согласилась с ним работать на Севере М. М. Хренникова, только что окончившая Высшие женские сельскохозяйственные курсы имени Стебута. Инициатор работ - Государственный институт опытной агрономии в лице его отдела прикладной ботаники и селекции не располагал необходимыми средствами. Благодаря содействию Агрономической службы Мурманской железной дороги было получено для проведения опытов от Центрального агрономического управления НКПС 200 руб. (кстати, сам Эйхфельд удостоился жалованья в размере... 17 руб. в месяц). На эти средства и была начата работа на Хибинском опытном поле [Большевики победили тундру, 1932: 150]. С финансовыми проблемами тесно переплетались и бытовые невзгоды, о чем свидетельствует записка Эйхфельда заведующему дистанцией Смирнову от 14 июня 1923 г.: «Честь имею сообщить, что в занятом персоналом бараке Северолеса (российский трест, созданный в 1921 г.) на ст. Хибины оказалось: 4 некрашеных стола, 2 некрашеных табурета, 2 некрашеных скамейки, 2 кирпичных печи и одна времянка теплушечного типа. Плита у русской печи снята. У кирпичной плиты на кухне жестяной верх прогорел. 4 окна без зимних рам и стекла в них разбиты» [НА КНЦ РАН. Ф. 1. Оп. 6. Д. 15. Л. 30; ГОКУ ГАМО в г. Кировске. Ф. 180. Оп. 2. Д. 2. Л. 12]. Однако каковы бы ни были трудности, они не казались для покорителей суровой полярной почвы чем-то не преодолимым на пути к поставленной цели. 74