Труды КНЦ. 2016, № 3 (37). Гуманитарные исследования, вып. 9.

Даже если мы примем тезис, что конкретная риторическая система есть производное конкретной идеологии, мы должны будем признать, что идеология есть всегда рациональное построение, а следовательно, с точки зрения дюрановской методологии, она тоже может быть интерпретирована как продукт коллективного воображения, в чьей работе участвуют архетипические модели. Идеологическая риторика («идеологическая» не в расширительном смысле, а в сугубо политическом) - это средство создания политических мифов, но, будучи именно мифами, они связаны с глубинными архаическими первоистоками. В связи с этим, стоит указать на наше несогласие с размышлениями Э. Кассирера, писавшего: «Современному политику приходится соединять в одном лице две до несовместимости различные функции. Он должен выступать одновременно и как homo magus, и как homo faber. Он - проповедник новой, совершенно иррациональной и мистической религии. Но при необходимости пропагандировать, защищать свою религию он действует крайне методично. Он не оставляет места случайности, каждый его шаг заранее рассчитан и преднамерен. Подобная странная комбинация представляет собой самую поразительную черту современных политических мифов. Миф всегда определяли как результат бессознательной деятельности, как продукт свободного воображения. Но в нашем случае миф создается по плану. Новые политические мифы не возникают сами собой, будучи дикими плодами чьего-то буйного воображения. Они - артефакты, изготовленные искусными и хитрыми ремесленниками» [Кассирер, 2011: 117-118]. То обстоятельство, что современный политический миф «создается по плану», вовсе не означает, что в его структуре и функциях исподволь не сказывается работа воображения. Многие исследователи исходят из понимания мифа как искаженной и иллюзорной формы коллективных представлений, полагая, что миф (особенно миф политический) - это то, с чем необходимо бороться, то, чему следует противопоставить критико-рефлективную деятельность ума. Однако, в перспективе дюрановского понимания роли воображения в социальных процессах, миф предстает как естественный и неотъемлемый элемент наших социокультурных представлений. Мы должны будем признать, что с мифом бессмысленно бороться и от мифа невозможно освободиться, коль скоро он представляет собой «нормальный» способ освоения мира, всегда соприсутствующий другим способам, более того - выступающий в качестве исходной модели конструирования «мира». Когда Кассирер задается вопросом: «Чем способна помочь нам философия в < ...> борьбе с политическими мифами?» [Кассирер, 2011: 132], он полагает возможным некое иное - немифологическое, а значит, более адекватное и свободное отношение к миру. Когда Анна Вежбицка, вслед за Заславским и Фабрис [Zaslavsky, Fabris, 1982], постулирует наличие в языке социалистической эпохи своего рода «политической диглоссии» и пишет, что «официальный тоталитарный язык часто порождает свою собственную противоположность — подпольный антитоталитарный язык» [Вежбицка, 1993: 107], она следует той же логике противопоставления подлинного и неподлинного. С нашей точки зрения, подобный взгляд отличается серьезным недостатком, а именно: «официальный» язык, язык «политической мифологии», порождающий собственную систему риторических средств, вовсе не является достоянием исключительно номенклатурной касты, составляющей меньшинство 100