Труды КНЦ вып.27 (ГУМАНИТАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ вып. 1/2015(27))

при раскрытии образа допускается использовать самые различные изображения людей, предметов или ангелов. И подчас эти персонажи икон вовсе не святые, и даже, более того, бывают и “падшие”»; «ни о какой “незаконной канонизации” подводников разговора уже не получалось, поскольку относительно рамы для иконы канонов никаких не предусмотрено и традиций не установлено»; «чем больше в нас этой любви, тем ближе мы к Истине. Потому и иконы памяти погибших ребят с “Курска” можно было написать только по любви, а не по правде» [Там же: 69]. Другой проблемный аспект касался религиозной интерпретации причин смерти, в отношении которых возникла общественная дискуссия, в том числе в социальных сетях. Дело в том, что вдовы погибших, наряду с другими ближайшими родственниками, как полагается и по закону, и «по обычаю», и в соответствии с ритуальным статусом стали основным объектом психологической и материальной помощи. Однако уже в ритуальный поминальный период вдовы (жены) военных моряков неожиданно подверглись резкому осуждению - вплоть до обвинений их в гибели собственных мужей. С «критикой жен» выступил в устном слове протоиерей отец Василий Ермаков, санкт-петербургский старец, а сочувственно процитировал и разъяснил ее другой священнослужитель - игумен Митрофан (Баданин): «Произошедшее с “Курском” - трагедия нравственная, и характер ее чисто духовный. Это трагедия-символ. Главная причина в том, что дома ребят никто не ждал. И за это всегда бывает наказание. Я это знаю, мне рассказали о том холоде, том равнодушии, которое было у жен многих моряков к своим мужьям, им в спину неслись даже проклятия. <...>. Главная причина гибели - нравственная - женщины перестали любить своих мужей, ждать их, делить их тяготы» [Там же: 75]. Таким образом, проблемы супружеских взаимоотношений в семьях, о которых было известно духовному лицу, будучи сопоставлены с гибелью «Курска», послужили поводом для моральной проповеди «о глубоком нравственном падении современного человека, об утрате духовных основ семейной жизни, деградации отношений между мужем и женой» [Там же]. Безусловно, забота «о моральном аспекте жизни во флотских гарнизонах» может быть вполне мотивированной, и она является одной из задач духовенства. Выполняя эту задачу, игумен Митрофан и прокомментировал высказывание о. Василия, попытавшись соединить церковную риторику с ее частичным «переводом» на обыденный язык, не исключая и двусмысленного намека: «раздаются в пустых гарнизонных церквях одинокие голоса священников, возносящих молитвы “о сущих в море далече”. Исполнит ли Господь эти прошения, если “вторая половина” мужа, находящегося в походе среди морской стихии, вместо исполнения долга жены моряка и молитвы о сбережении любимого и посещения храма, коротает время в пустых разговорах, одуряющем смотрении телевизора, а то и за чем-либо иным...» [Там же: 77]. Разумеется, «нравственная деградация жен» не предлагалась в качестве единственной причины гибели атомарины и ее экипажа. Катастрофа создала сильный «информационный повод» для того, чтобы актуализировать религиозные ценности. А для этого нужны конкретные аргументы. В частности, Баданин настойчиво акцентирует внимание еще на одном симптоме «духовного разорения» - широком распространении на флоте матерной брани [Баданин, 2010: 81; Баданин, 2011]. Оба названные обстоятельства составили основную «доказательную базу» греховности и безнравственности российского общества, за которые и последовало воздаяние. В свою очередь, именно эти доказательства в большей степени, 56