Труды КНЦ вып.27 (ГУМАНИТАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ вып. 1/2015(27))

публикаций, но никак не более того» [Ткачев, 2001: 137]. Как говорит в этой связи автор публикации, посвященной мастерам-ремесленникам саами, «уронить можно не заметив, но, чтобы поднять, надо прежде увидеть» [Плюхин, 1983: 18]. Однако другие авторы полагают, что оригинальная культура кольских саамов («саамский мир») существовала только до активного вмешательства советской власти в жизнь этого народа: до коллективизации, промышленного освоения края, ликвидации некоторых погостов [Кошечкин, 1989: 4]. В частности, эта позиция отражается в названии текста Б.И.Кошечкина «В поисках уцелевшего снега» [Там же], в котором слово «снег», по всей видимости, можно считать метафорой по отношению к традиционной саамской культуре. Среди других проблем, затрагиваемых в журналах, следует назвать результаты проникновения на Кольский Север «цивилизации», под которой, видимо, надо понимать модернизацию и глобализацию, противопоставляемые этническим культурам. Эта тема поднимается в связи плачевным положением поморского населения Мурманской области постсоветского времени. Двойственность социально-экономических процессов этой эпохи иллюстрирует наличие в Умбе двух заводов-антагонистов. Назначение первого заключается в сохранении местных природных ресурсов, являющихся основой хозяйственного комплекса поморов, второй относится к эпохе промышленного развития: «Сосуществуют в Умбе мирно два завода: рыбоводный и рыбоконсервный. Один, не жалея сил, растит и множит нежнейшую молодь ценных пород рыб. Другой с еще большим рвением ту же рыбную поросль, на просторе набравшую вес, готовит к нашему употреблению» [Белых, 1989: 34]. В результате освоения и модернизации края происходит утрата этнокультурных особенностей поморов Кольского полуострова, о чем свидетельствует «печальный факт сегодняшнего дня: перечисляя множество блестящих занятий и промыслов, чем славен здешний край, то и дело приходится подставлять безутешительные словечки: “некогда”, “когда-то”, “в те еще времена”, “прежде”, “раньше”» [Там же: 35]. Лучше всего суть реалий быта поморов после развала СССР отражает слово «разруха». По словам местной учительницы, «не цивилизация наступала на деревню - развал надвигался сокрушительный» [Там же: 34]. Разруха, развал проявились во всех сферах жизни: «Все как и “положено”: как ведется у нас “от Москвы до самых до окраин”: потихоньку, но верно сводится окрестный лес, ветшают и рушатся бесприютные памятники старины, тончает экологическая мембрана» [Там же: 33-34], самым бесстрашным образом растаскиваются средства, материалы, различная техника (даже оленье стадо), которые вливаются сюда как в бездонную бочку [Там же: 41]. По аналогии с продукцией рыбоконсервного завода рождается каламбур: «Места здесь отменные, жить красиво, но нелегко, - скажет главный инженер колхоза. - Бьемся в собственном соку» [Там же]. Причины подобной разрухи не называются прямо, однако могут быть установлены при обращении к текстам других публикаций, написанных местными авторами. В статьях «Промыслы лежат преизящные, но для кого?» и «Реалии против красивых деклараций» речь идет о борьбе жителей региона с чиновничьим аппаратом области и несовершенством государственной системы в отношении коренного и старожильческого населения. В одной из публикаций описывается противостояние между жителями возрождающегося села Поной и Мурманским 42