Труды КНЦ вып.25 (ГУМАНИТАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ вып. 6/2014(25))

социальные проблемы, связанные с кризисом доверия государству, флоту (как руководству, так и военнослужащим), средствам массовой информации, науке, отечественной технике и т.д., по которым высказывались полярные позиции. Полемика была очень острой и во многом спровоцированной специфической информационной ситуацией. Официальная информация запаздывала и дозировалась - по естественным причинам военно-стратегического характера. Информационный вакуум заполнялся циркулирующими мнениями, основанными на повседневном знании и обыденной (мифологической) логике, а также журналистскими публикациями, в которых использовались самые разнообразные источники, часто устные. Журналисты интерпретировали происходящее по мере информированности, в соответствии с профессиональными задачами (привлечь и/или шокировать аудиторию) и социально- политическими установками - своих изданий и собственными. Деятельность СМИ и взаимоотношения с ними других инстанций стали предметом обсуждения и этической оценки во всех рассматриваемых источниках, исключая только текст о. Митрофана (Баданина). Это объяснимо, поскольку «конфликт интерпретаций» был связан со стремлением выяснить причины катастрофы и, следовательно, смысла гибели людей, а по вопросу о смысле смерти религиозная и светская позиции кардинально различаются. Наши источники можно достаточно четко разделить на категории по идейным основаниям, в соответствии с которыми освещаются события. Исходя из логического понимания идеи как ответа на какую-либо проблему, мы попытались выявить главные идеи рассматриваемых текстов по проблемным вопросам, которые формулируются самими авторами или заявлены в качестве цели их сочинений, а также по констатирующим высказываниям (табл.1). Понятно, что все проблемные аспекты в данном случае связаны с поисками смысла коллективной смерти моряков: ее причин и значения - практического и символического. Если учесть, что событие имело не только общенациональное, но и международное значение, можно объяснить высокий уровень его знаковости, симптоматичности. Обращает на себя внимание, что не у всех, но у трех из пяти авторов гибель «Курска» осмыслена как «знак беды» более высокого уровня или, если говорить на языке рациональных понятий, признак системного кризиса разного масштаба: «Трагедия "Курска" показала всему миру несоответствие международно­ правовых норм реальной угрозе для человечества в ходе эксплуатации атомных подводных лодок даже в своих прибрежных морях» [Хмельнов, 2007: 248-249]; «Ни одна страна в мире не подвергала свой флот такому разорению и разграблению, как послесоветская Россия» [Черкашин, 2001: 251]; «наш флот, переживавший системный кризис, вступил теперь в состояние перманентной, хронической катастрофы. Поистине, "последний парад наступает". По сути, люди в тельняшках превратились в заложников близорукой по отношению к флоту политики» [Хмельнов, 2007: 137]; «Духовное разорение, моральная деградация и беспамятство, в котором оказалась страна к концу страшного XX века, больше невозможно было терпеть. Господь пожалел Россию и положил предел распаду и разложению нашего некогда великого народа» [Баданин, 2010: 5] и т.п. Причина смерти, таким образом, мыслится либо как некое внешнее насильственное воздействие, либо как внутреннее неразрешимое (несовместимое с жизнью) противоречие, объектом же оказывается не экипаж и не подводная лодка, а флот и - шире - страна. С религиозной точки зрения, гибель подводного корабля, которого признавали лучшим на флоте, это Божья кара за грехи. С внерелигиозной позиции событие символически может квалифицироваться как убийство - в противовес мнениям, которые сводят его причину к внутреннему диагнозу: «Гибель "Курска" - это не катастрофа, «допущенная по вине личного состава». Это не просчеты конструктора... Нельзя упрекать человека в плохом здоровье, если он скончался от того, что в темном подъезде ему врезали молотком по голове. "Курск" - это убийство. Пусть непреднамеренное, неосторожное, но убийство» [Черкашин, 2001: 255]. 102