Труды КНЦ вып.21 (ГУМАНИТАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ вып. 2/2014(21))

заимствованные из русского, а также из норвежского и финского фольклора13. Возможно, животный эпос когда-то был развит среди саамов не меньше, чем в устной традиции других народов, но со временем забыт [Ященко, 1892: 346], что объясняет, почему он «в чистом своем виде» редко встречается у кольских саамов [Там же: 342]. Малочисленность таких сказок, а также отсутствие в них образа северного оленя, с которым тесно связана жизнь саамов, указывают на их заимствование из другой, несаамской среды. Не совсем правильно относить саамские сказки о животных и к волшебным сказкам, так как структура сюжета волшебной сказки, описанная В.Я.Проппом, за исключением отдельных мотивов имеет мало общего с саамскими фольклорными произведениями. К тому же следует учитывать, что сказки о животных в древности рассказывались не как истории, основанные на вымысле, а как предания, носившие сакральный характер [Черняков, 1998: 60]. Вероятнее всего, на наш взгляд, саамские сказки о животных могут быть определены как жанр тотемно-мифологических сказок или преданий. Значительная часть саамских тотемно-мифологических сказок носит этиологический характер. Иногда сказки объясняют происхождение или свойство какого-либо животного, например, как предание из Сонгельского погоста о том, почему лисица стала жить в лесу. Н.Н.Харузин считал этот сюжет очень древним. На это указывали мотив о накоплении лисицей богатств, а также отраженные в сказке остатки представлений о том, что сосна и береза могут вылечить от слепоты [Харузин, 1890: 344]. Часто животные, особенно медведь, принимают в сказках участие наравне с людьми или божеством. Об особом положении медведя в мифологических представлениях саамов свидетельствует сказка о том, почему медведь равен человеку [Там же: 199]. Подобные сюжеты, как и предания о происхождении диких оленей, явно относятся к мифологическому эпосу. В образах героев-животных этих сказок Н.Н.Харузин видел бывшие древние божества [Там же: 346], что особенно отчетливо проявляется в преданиях о происхождении диких оленей, породивших у саамов культ Мяндаша [Чарнолуский, 1966; 1972]. Собирателями саамского фольклора было записано несколько вариаций сюжета о происхождении диких оленей от матери получеловека-полуживотного. В общем виде сюжет выглядит следующим образом. У одной старухи был сын. В вариантах, записанных К.П. Щеколдиным («Собачья сказка») и Н.Брискиным («Пеный Альке»14), старуха - наполовину собака (у Н.Н.Харузина - просто зверь, без указания, что это за животное [Харузин, 1890: 345]). Собакой, судя по названию сказки и упоминанию о том, что когда сын возвращается с охоты, раздается собачий лай [Щеколдин, 18906: 161-162], является и сын старухи, который попросил мать сосватать ему жену-человека15. В другом варианте опускается информация о матери - наполовину животном, и сын, превратившись в человека-саама, сам сватается к старику, у которого было три 13Например, A.JI. Ященко передает сюжеты саамских сказок «Кот», «Медведь и лиса», «Лопарь и лиса», заимствованных из русского фольклора. 14«Собачий сын». 15 Вероятно, здесь в один сюжет соединяются разные сказки. Логичнее предположить, что геройдолжен быть оленем, а не собакой, а «собачьи» образыпришлииз других сюжетов. 98