Труды КНЦ вып.21 (ГУМАНИТАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ вып. 2/2014(21))

Л.Аллеман определяет хронологические рамки своего исследования эпохой между окончанием сталинизма и распадом СССР, точнее, на это время приходятся события, реконструированные по рассказам пяти женщин. Фактически же автор выходит за эти рамки, описывая историю кольских саамов по историческим и этнографическим источникам, подразделяя ее на до- и послереволюционный периоды (§§ 3, 5). К сожалению, из всего списка этих источников автор ограничивается трудами А.А. и ТА.Киселевых, Т.В.Лукьянченко, за редким исключением обращаясь к публикациям других исследователей. Заявленные в библиографии труды российских классиков саамоведения Н.Н.Харузина, НН.Волкова, Н.Н.Чарнолуского, а также некоторые современные работы почти не используются в тексте монографии, хотя могли бы способствовать более глубокому освещению ряда вопросов саамской этнографии, в частности, особенностей оленеводства и религии. Данные по демографии кольских саамов (§ 1.3.2) берутся автором не из статистических первоисточников, а из текстов трудов Т.В. Лукьянченко, П.В.Федорова, Г.А.Куличенко, хотя работа со статистикой, на наш взгляд, могла придать дополнительный импульс для объективного изображения истории и современной жизни кольских саамов. Правда, следует отметить, что ЛАллеман не ставил перед собой задачи дать оценку советской действительности и событий этой эпохи, коснувшихся саамов, и в этом заключается смысл устной истории в изложении автора. Устная история понимается им как персональный опыт переживания событий прошлого, субъективное знание личности об этом прошлом, зафиксированном в интервью. «История информантов - это одно, а истории, которые они об этом рассказывают, - совсем другое», - цитирует автор представителей направления социальной истории [Allemann, 2013: 18]. В своей монографии Аллеман не демонстрирует установки (во всяком случае, сознательной) «демонизировать» советскую власть, как это часто происходит в западной литературе. Он замечает, что опыт представителей старшего поколения в России, рассказывающих об «ужасах сталинизма», так же правдив, как и опыт умалчивающих об этом и прославляющих эпоху [Там же: 17]. Более того, воспоминания информантов и их оценки прошлого могут расходиться с оценкой пережитых ими событий со стороны историка. И тут Л.Аллеману не всегда удается удержаться от субъективных выводов при обобщении информации, полученной им из биографических интервью. В целом, автор успешно справляется с задачей реконструировать историю переселения кольских саамов, основываясь на их субъективных воспоминаниях и переживаниях без внесения в текст повествования информации «извне». Информанты неоднозначно оценивают советское прошлое. Одни рассказчики в целом довольны советской властью и ругают только школьную систему, на которую возлагают ответственность за изгнание саамского языка из повседневного обихода, в результате чего младшее поколение не владеет родным языком. Параллельно с этим высказывается мнение, что сами саамы проявили в этом вопросе низкий уровень национального самосознания [Там же: 134]. Женщина, лично пережившая переселение и его трагические последствия для своей семьи, критически относится почти ко всем реалиям советской эпохи, но, наоборот, хвалит школьную систему, благодаря которой ее дети выучили русский язык [Там же: 135]. Некоторые информанты добровольно ехали в с.Ловозеро и хорошо интегрировались в новые условия. Информанты единогласно положительно отзываются о советской системе социальной поддержки [Там же: 117-118], а также заявляют, что такие 192