Труды КНЦ вып.19 (ГУМАНИТАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ вып. 6/2013(19))

суйму дела решались стариком, пользующимся уважением в обществе. Как правило, такой судья старался примирить обе стороны, по итогам разбирательства назначался штраф в виде покупки спиртного, которое распивали все трое: потерпевший, виновный и судья. Другого вознаграждения судья за свой труд не получал [Львов, 1903: 66]. Конечно, водка в качестве штрафа и способа примирения сторон представляется известным утрированием, обусловленным распространенным среди российских исследователей стереотипом о повальном пьянстве саамов, к слову, опровергаемом некоторыми авторами [Немирович-Данченко, 1877 (б): 309]. Однако А.Я.Ефименко подтверждает, что распитие водки могло сопровождать мировую, которой обычно заканчивались все ссоры и драки [Ефименко, 1878: 58]. За кражу взыскивалось вдвое против стоимости украденного имущества [Там же]. За убийство чужого оленя полагалось отдать свое лучшее животное, а по некоторым сведениям - уплатить стоимость оленя и вернуть его шкуру [Львов, 1903: 66]. * * * Возвращаясь к противоречиям в описании социальных качеств и общественного устройства кольских саамов, можно повторить вывод об истоках расхождения сведений у разных авторов. Основной причиной противоречий, как уже было сказано, является отсутствие целостной картины социальной организации, которая должна включать анализ пережитков родовых отношений в саамской среде. Все положительные или отрицательные характеристики саамов в плане описания особенностей их общественного поведения зависят от того, идет ли речь о взаимоотношениях с членами своего рода (как с кровными родственниками, так и с лицами, связанными другими формами родства) или же с представителями других родов, независимо от их этнической принадлежности. В этом смысле прав Г.Ф.Гебель, когда пишет о том, что каждый род у саамов некогда составлял собой «как бы отдельное государство в миниатюре», члены которого противопоставляли себя чужим родственным объединениям, «все равно, принадлежали ли они к тому же самому или чужому племени, говорили ли они на том же самом или на ином наречии» [Гебель, 1909: 77]. Понятно, что в этом свете кража оленей, принадлежащих другой общине, не считается, вероятно, серьезным преступлением, а относительно свободное обращение с животными ближайших соседей может быть связано в неизжившимися еще взглядами на оленей как на общественную собственность [Волков, 1996: 53], - как на природный ресурс общих угодий саамов, у которых «никогда не было частного землевладения» [Харузин, 1890: 243]. В.И.Немирович-Данченко пишет, что и во второй половине XIX в. у саамов взять съестное «у своих» не считалось кражей [Немирович-Данченко, 1913: 76], возможно, это распространяется и на мясо оленя, добытое охотой. От наличия родственных связей с соседями зависит и отношение к ним. По замечанию Г.Ф.Гебеля, добрые качества своего племени саам старается поставить на особенно высокий пьедестал, а соседям, не связанным с ним родством, приписывает массу всяких пороков: ближайшим - меньше, отдаленным - больше [Гебель, 1909: 77]. Общительные со «своими», саамы, конечно же, не демонстрируют «интереса к общему благу» по отношению к «чужим», зато родственные связи «чтутся лопарями и свято ими блюдутся. Лопарь считает долгом помочь родственникам в нужде, оказать им услугу и сам 93