Труды КНЦ вып.19 (ГУМАНИТАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ вып. 6/2013(19))

прикладной, второстепенной сферой познания. Мы понимали, что есть «большая» наука, которая создается в Москве и Ленинграде, а здесь, в регионах, наша задача заключается в конкретизации российской истории, выявлении тех или иных особенностей «единого» исторического процесса» [Федоров, 2004: 4]. Утверждение демонстрирует не просто личную скромность доктора исторических наук. Оно указывает на самоидентификацию значительной части исследователей. По всей вероятности, ей должна соответствовать идентификация извне. Объективными факторами, которые определяют статус ученого, являются возможности научной социализации результатов исследований и уровень развития научной инфраструктуры: «на периферии, да еще на северной окраине, трудно найти себя в науке. Все-таки ее делают в центральных городах. Если бы я был геолог, минералог, химик, металлург, то нашлось бы место в Кольском филиале Академии наук и, возможно, удалось бы многого достичь, как Е.К.Козлову, И.А.Белькову, отцу и сыну Мельниковым. Но в истории..? Да еще в таком небольшом институте <...>. И мне ничего не оставалось, как браться за краеведение» (с.43). Объективная ситуация подкрепляется собственными установками исследователей, в соответствии с которыми локальное знание может интересовать только «своих». Уже будучи кандидатом наук и преподавателем вуза, специалист в области региональной истории «мог мечтать, конечно, только о краеведческих книгах, а точнее, об историко­ краеведческих», так как считал, что, во-первых, это «его» поле деятельности, а во-вторых, он «мог рассчитывать на издание только в Мурманске, ибо кольское краеведение не интересовало ни Москву, ни Ленинград» (с.93). В подтверждение неравноправных взаимоотношений столичной и периферийной науки у исследователей в регионах всегда находятся примеры. Есть они и в книге А.А.Киселева, который вспоминает о «затерявшихся» в столичных издательствах и институтах рукописях. Такое положение дел порождает компенсаторный текст «о постигшей столичные научные школы стагнации, - так писал А.А.Киселев в 2004 г. в предисловии к брошюре П.В.Федорова. «Помочь столице, несомненно, должна провинция, где накоплен большой исследовательский материал, где есть «свежая кровь», новые идеи и мысли», - это утверждение уже маститого историка [Федоров, 2004: 4). Вслед за учителем указал на «столицецентричность» отечественной историографии и П.В.Федоров. Простым контент-анализом одного исторического труда он попытался подтвердить мысль о том, что отечественная история - это история столицы, которую можно «бесконечное число раз уточнять и корректировать <...>, но едва ли следует ожидать здесь кардинального научного прорыва» [там же: 6-7]. Нельзя не заметить, что, совпадая по части противопоставления столичной и провинциальной науки, мнения представителей поколений отчасти расходятся во взгляде на соотношение функций той и другой. С точки зрения учителя, есть «большая» наука и «малая» (местная), которая служит для конкретизации «большой». Удачные работы местных историков свидетельствуют о возможности и необходимости повысить статус историко- краеведческого знания - такого, как оно есть. Это означает продвижение от периферии к центру (пространственная модель). При таком подходе регион как объект исследования вычленяется в соответствии с определенным административно-территориальным делением и до известной степени 11