Труды КНЦ вып.19 (ГУМАНИТАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ вып. 6/2013(19))

поскольку связаны с профессиональными технологиями и научными коммуникациями. Для профессионала источником является любой текст, который содержит сведения об объекте (А.А.Киселев чаще называет сведения «внешних» источников «упоминаниями»), в нашем случае - о Кольском полуострове, Мурманской области. Тем не менее, для историка-краеведа вопрос как будто открыт: «Для меня, например, до сих пор остается неясным: а можно ли считать краеведческими источниками книги А.Г.Головко «Вместе с флотом», Х.А.Худалова «У кромки континента», Н.И.Виноградова «Подводный фронт»? Во-первых, их авторы не были коренными мурманчанами, во-вторых, они касаются специфических военных тем, в-третьих, они изданы в центральных издательствах. Но, с другой стороны, без них невозможно написать историю войны в Заполярье» (с.235). Краеведческое историческое знание, таким образом, до известной степени противопоставляется макроистории, то есть «истории центра», или внешней. «Наука центра» и краеведение соотносятся сложным образом. Прежде всего, краеведение конкретно, так как привязано к месту. Аналог представляет этнография, которая требует определения в виде указания на этническую или этнотерриториальную общность (этнография русских, этнография народов Кавказа и т.д.). У «своего» краеведения, есть «другие». Киселев пишет, что «о Мурманском крае всегда много писали в центре (в Москве и Ленинграде, ныне - Санкт-Петербурге), других губернских, областных городах» (с.237). Таким образом, с точки зрения краеведа, важно место, где написаны и опубликованы работы, ибо оно свидетельствует о «принадлежности» истории: «Но до того, пока в краеведческих работах не использованы те или иные факты из общерусской и мировой печати, они не являются чисто краеведческими. Они принадлежат всей истории или той науке, которая стоит за тем или иным фактом или событием. Краеведческими они становятся после использования их в местном материале» (с.238). Обратим внимание, что центром для российского автора являются два столичных города, а среди прочих «других» выделяются «соседи»: «В общем, в русле получения исторических источников в нашем мурманском краеведении смешиваются многие потоки: один, основной - свой, кольский, второй - из соседних областей и республик - из Архангельска, Петрозаводска, третий - общероссийский и даже «эсэнгэвский», четвертый - из Норвегии, Финляндии, Швеции, пятый - из Европы и Америки. Все эти потоки, дополняя друг друга, взаимно обогащаясь, и становятся тем, что мы часто называем «мурмановедением» (с.245). «Центр» может выполнять инициирующую роль в изучении тех или иных сюжетов локальной истории. В этом случае хорошо владеющему архивной базой краеведу остается возможность уточнений и собственных интерпретаций. А.А.Киселев вспоминает, как в одном из подобных случаев он предложил «чисто мурманскую интерпретацию» событий, о которых шла речь в публикации одного из столичных журналов. Однако его письмо, «как это часто бывает, по-видимому, затерялось где-то в редакционных кабинетах» (с.241). В научном поле, как и в других социальных пространствах, между столицей и провинцией очень четки отношения иерархии и оппозиции. В такой ситуации формируется представление, что историческая наука в регионах не может быть ничем иным, как краеведением. Как признается А.А.Киселев в предисловии к книге своего ученика, «наше поколение историков всегда считало краеведение 10