Труды КНЦ вып.12 (ГУМАНИТАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ вып.3 1/2012 (12))

в значительной мере детерминируются совокупностью социальных факторов, которые не сводимы только к этноконфессиональным различиям. А.Я.Гуревич, анализируя и критикуя фундаментальную, очень популярную антропологическую концепцию Ф.Арьеса, в которой предложена историческая типология отношения человека к смерти [Арьес, 1992], справедливо утверждал, что «представления о смерти и в особенности связанные с нею ритуалы имели немалое отношение к социальной стратификации, и игнорировать эту связь - значит неверно истолковывать и самые установки в отношении к смерти, которые существуют в том или ином обществе» [Гуревич, 1993: 246]. Он же указал на то обстоятельство, что социальные катаклизмы новейшей истории, масштабы массовой гибели людей «не могли не наложить отпечатка на ментальность людей ХХ в.», поэтому «более пристального внимания заслуживал бы вопрос о том, почему сейчас тема смерти приобрела такую беспрецедентную актуальность» [там же: 257]. Смерть и погребение составляют кризисную ситуацию (событие), прежде всего, для семейно-родственнойгруппы, а также других социальных общностей, к которым был причастен умерший: локальной, профессиональной, дружеской и прочих - вплоть до общенациональной и международной, если речь идет о связанных с властью, широко известных, отличившихся общественными и культурными достижениями «знаковых» личностях. Кризисное событие требует адаптации, а следовательно, мобилизации различных социальных ресурсов (психологических, культурных, экономических и пр.) общностей разного уровня. Ритуальные сценарии, включающие определенные роли их участников, выполняют регулятивную и социально-стабилизирующую функции. Вместе с тем погребение не может рассматриваться исключительно в качестве ритуальной деятельности, поскольку оно включает сугубо прагматические или слабо ритуализованные действия, связанные с оформлением документов, решением финансовых, организационных, хозяйственных проблем. В социально-антропологическом ракурсе погребение рассматривается как соответствующая социальная практика. Данное понятие и обосновывающая его теория практик в настоящее время выполняют интегрирующую роль в социо-гуманитарном знании: «С одной стороны, практика (или практики) все чаще фигурирует в качестве основной категории в антропологии, философии, истории, социологии, политической теории, теории языка, литературной теории - и в этом смысле формируется некоторая общая для социальных наук парадигма. С другой стороны, для каждой дисциплины характерен свой, отличный от других способ включения этих понятий в исследовательскую традицию, свой способ концептуализации» [Волков, Хархордин, 2008: 12]. Социальная практика понимается как система воспроизводящихся, устойчивых и преемственных ситуативных действий определенных социальных субъектов, взаимодействующих друг с другом [Гидденс, 2003: 69-70, 501]. Погребальные практики чаще всего описываются и исследуются с точки зрения процессуальной - как сценарий, который развертывается в виде последовательных обрядовых действий. При этом каждый элемент сценария может быть, в свою очередь, предметом специальных сравнительных штудий (это нередко и успешно делается). В таких исследованиях, как правило, присутствует вопрос о соотношении «традиционных» и «новационных» элементов обрядности, структур погребения, атрибутов и т.п. Традиционные и современные элементы часто идентифицируются исследователями интуитивно или базируются на сведениях о происхождении отдельных деталей обряда, а также на изофункциональности архаических и модернизированных 44