Труды КНЦ вып.2 (ГУМАНИТАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ вып.1 2/2010(2))

человеком. Занимался рыбалкой. Кроме того, он охотился, что также приносило доход семье. В роду Х. также сохранились сведения о жизни семьи в первые годы после революции. Семья была многодетная, 13 детей, пятеро из них умерли в детском возрасте. По словам одной из представительниц этого рода: «вся семья трудилась в своем хозяйстве». Ингерманландские крестьяне даже в единоличном хозяйстве, еще до колхозов, не держали большого стада. По воспоминаниям литературоведа Э.Г. Карху, в лучшем случае в индивидуальном подворье имелось по две-три коровы, по бычку на мясо осенью и зимой, до десятка овец. Настоящим молочным хозяйством занимались эстонские крестьяне, проживавшие в западной Ингерманландии. В деревнях ближе к Петербургу-Ленинграду сказывалось, видимо, более жесткое малоземелье; для крупного молочного стада не хватало кормов [Карху,1999: 139]. Ценные сведения об истории семей были почерпнуты нами из семейных архивов. У всех респондентов есть такой архив. У кого-то его объём больше, у кого-то меньше. В состав архивов входят старые фотографии, всевозможные письменные источники: метрики, документы из различных государственных архивов, в том числе из Финляндии, справки о реабилитации, письма родственников, включая письма с родословной из Финляндии, анкеты, вырезки из газет, копии трудовых книжек. Некоторые респонденты составляют на документальной и устной основе «генеалогические деревья» своих семей (А.А., 1958 г.р.; Т.Р., 1945 г.р.; Э.А., 1927 г.р.). Деятельность по реконструкции генеалогии и семейной истории может приобретать общественный характер. Так, Э.А., 1927 г.р., принимала активное участие в создании книги «История села Княжая Губа. Сейчас она задумала «написать хотя бы небольшую книгу «Украденное детство». Не было у меня детства ». В некоторых семьях респондентов есть семейные реликвии, которые сохраняются как память о прошлом семьи и отдельных родственниках. Реликвии, со своей стороны, свидетельствует о глубине семейной памяти. Учитывая те обстоятельства, в которых оказывались семьи респондентов (раскулачивание, репрессии конца 30-х, Финская и Великая Отечественная войны, бесконечные переезды), сохранить в семье реликвии было делом весьма проблематичным. Реликвии чаще утрачивались, оставалась лишь память о них. Однако, какие-то вещи становятся «реликвиями» уже после их утраты, то есть в памяти семьи. В частности, это может произойти потому, что вещь утрачивалась при особых обстоятельствах: «Книга была у нас дома «Они защищали Родину». Вот там фотография нашего отца была. И когда отца забрали и книгу эту забрали. Я эту книгу уже читать умела по-фински, мне восемь лет было. И что я еще запомнила, когда отец ездил в Ленинград на учебу, он привёз саблю, подаренную Тойво Антикайненом. Большая такая и на ручке было написано ... У отца раньше были бутыли - четверть. У отца были сделаны в бутыли деревня, посередине - река, корабль. Как он туда сажал? Забрали при обыске. И еще у мамы были связаны шторы крючком с такими витушками. Они говорят, фашистские знаки сделаны... Эти шторы у нас сняли сразу» (А.Л., 1927 г.р.). А.Л. очень сожалеет об утрате этих реликвий, которые ей дороги как память о трагически погибшем отце. Вещи ушли из реальной жизни вместе с хозяином дома. А вот старую прялку, которую можно отнести 86