Советская Арктика. 1935, N5.

68 Отсюда возникли изображения живот­ ных в первобытной живописи и животный эпос в фольклоре. Сказки о животных в еще большей степени, чем мифы о них, вскрывают перед нами специфические черты тотемистиче­ ского мировоззрения, как-то: уважение к животным, идеализация изображения их характеров и умение в момент рассказа сказ­ ки мысленно перевоплотиться в своих че­ твероногих героев. Привожу для примера хантэйскую сказ­ ку (записана в Остяко-Вогульске от хантэ Хорова). „Большеухий заяц жил в лесу. Он был очень хвастливый и всегда спорил с дру­ гими зайцами: ,Я вас всех сильнее — уве­ рял их он. — Я всегда сумею еду добыть и накормлю вас всех*. — „Ну, добудь*,— сказали ему зайцы. — „Добуду, и меня ни­ кто не съест", — еще раз похвастал им большеухий заяц. А пока он так хвастался, к нему под­ кралась лиса и хотела его съесть. Но заяц во-времл ее заметил, и когда она подошла совсем близко, он вскочил, заревел и за­ хлопал ушами. Лиса испугалась, отскочила назад, ударилась об елку и убилась. Тогда большеухий заяц весело сказал зайцам: .Вот вам и еда". Когда съели лису, большеухий заяц опять стал думать, как ему еду добыть. В это время подходит волк. Большеухий заяц как выскочит, да как крикнет, да как хлопнет ушами о снег, — волк испугался, отскочил, ударился о березу и пропал. А большеухий заяц сказал другим зайцам: „Вот я и волка не боюсь. Видите, какой я смелый". Зайцы и волка съели. Опять большеухий заяц стал думать, как еду достать. Тут наткнулся на них медведь. Большеухий в переі всех его за­ метил, разбудил зайцев, и они все крик­ нули, вскочили, захлопали ушами, даже лес зашумел. Медведь испугался, отскочил, ударился о кедр и умер. А зайцы и мед­ ведя съели. И стали с тех пор они жить хо­ рошо. И не было в лесу зверей их силь­ нее". Морализующий момент ясно выступает в этой сказке: слабые звери объединив­ шись побеждают сильных. Действующие лица сказки состоят исключительно из животных. Но есть в се­ верном фольклоре смешанные сказки о жи­ вотных и людях. В таких сказках живот­ ные обычно изображены умнее и дельнее человека и часто выступают его руково­ дителями. Басни о животных не менее типичны, чем сказки, и имеют довольно широкое распространение в ненецком, хантэйском и мансийском фольклоре. Литературная басня заимствовала у фольклорной басни не только ее форму, Советская Арктика • 1935 • № 5 но и содержание, всегда бичующее и рево­ люционное по отношению к верхушке о б ­ щества. Вот образец подобной басни в ненеіі, ком фольклоре: „Олень жил у горы, а мыпіь жила около болота. Не трудилась мышь, а жила хоро­ шо; другие на нее работали. Один раз мимо болота шел олень и повстречался с мышью. Мышь говорит: — Здравствуй, олень. Куда ты пошел? А олень отвечает: — На работу иду, травы надо поесть да воды попить. — Давай поиграем в прятки, — предло­ жила ему мышь. Олень согласился. — А кто вперед будет прятаться?— спросил он. — Конечно, ты, — сказала мышь. Олень спрятался, но мышь скоро его отыскала, так как он никак не сумел спря­ тать в траву свои рога. — Теперь я спрячусь, — сказала мышь. И спряталась в густую высокую траву, оты­ скала в ней толстый стебель, прогрызла в нем дырочку и забралась на самую его верхушку. Олень долго искал мышь и не нашел. Проголодался и стал есть мох и траву и нечаянно вместе с травой проглотил мышь. Обрадовалась мышь легкой поживе. Прогрызла брюхо у оленя и выпрыгнула. Олень упал от боли и умер. А мышь хочет поесть оленьего сала, а шкуры снять с него не умеет, да и лень ей самой с оленем возиться. Крикнула мышь своих работников: — Эй, ворон! Сними шкуру с оленя. Сала я хочу. Прилетел ворон и стал клевать оленю глаз. — Никуда ты негодный работник, — за­ пищала мышь, прогнала ворона и вызвала зверей. — Эй, звери, работники мои, идите, шкуру с оленя снимите! Пришли песцы и другие звери и стали шкуру снимать. — Я ,— говорит мышь, — буду спать, а вы шкуру снимайте. На то вы и работ­ ники. Мне все сало оставьте и самые луч­ шие куски, а себе остатки возьмите. Легла мышь и заснула. А когда про­ снулась, то уже не увидела зверей, а от оленя остались одни рога да копыта. Рассердилась тут мышь, она и во сне видала, как сало ест, — проснулась, а по­ завтракать нечем8. (Старцев, Самоеды, стр. 62, 63.) Социальное лицо автора этой басни ярко выступает из ее фабѵлы, направлен­ ной против кулаков-оленеводов, эксплуа­ таторов беінейшей массы тундры.