Советская Арктика. 1936, №9.
Ал. Вольский. В тундре на зверя тундры — оленя — только формой головы, цветом кожи и волосяным покровом. Того и другого звали „диким". Оленя ло вили „маутом*, тунгуса купецкой „огненной водой", миссионерами, ясаком. Но оставим этнографию. Какой-то особенный чум у Андрея Ро мановича Анциферова. Парусиновые стены, балки снаружи обтянуты оленными шку рами. Так теплее. Злая низовка, пронизы вающая ущелье Чапко, так не страшна. Какой-то неуловимый отпечаток охот ничьей мудрости лежит на всем внутри чума. Песцы на стенах и под потолком. Одни, еще замороженные, в тушках, от таивают, другие, уже снятые, горят снежно пушистой остью. Похоже на производственную мастер скую. Он приносит, — этотсемидесятилетний охотник без единой проседи в густой бо род е,— целую охапку снега приносит со двора прямо в чум. И, опустившись на корточки возле печки, грубыми, сильными руками нежно берет оттаявшую тушку. Старые лейпцигские мастера — они знают, что это значит. Когда песцовая шкурка по падает на международный аукцион, она воспроизводит девственную белизну засне женной тундры. Ни единого пятнышка. Волос к волосу — ость должна быть пуши стая и совершенно ровная. Я видел песцовые тушки в шестовых чумах таймырских ненцев. Они висели над дымными кострами, покрываясь копотью, захватанные грязными руками. Сколько платит фактория за такую шкурку? Поло вину цены. Мудрость Андрея Романовича в том и "заключается, что шкурку он делает пол ноценной. Он оттирает руки снегом и тщательно смывает с ости теплой водой кровянистые следы. Снегом, а то и мукой моет волос до блеска. Большое мастерство поймать песца, большое искусство снять шкурку. У Андрея Романовича целый набор разнообразных пял. Шкурку он снимает обязательно с огузка, ежеминутно оттирая руки сухим, колким снегом. Потом долго и кропотливо чистит мездру от жира и кусков мяса, моет мездру водой с мылом, аккуратно моет и вытирает насухо мукой. Потом натягивает ее на пяло, тщательно защипав порезы или дыры. И когда глаза Андрея Романо вича наполняются серебристым блеском, когда он самодовольно встряхивает шкурку, глядя на ость по свету — это значит дело сделано — шкурку можно вешать под по толком для просушки. Очередь за другой. — Пастей-то у меня нынче стало две сти. Двести пастей, товарищ. Двести пастей и сто оленей — это бо гатство Андрея Романовича. Пасти раски нуты по Авамской тундре к Камень-горе. Ранним летом олени уходят от гнуса на Камень, а Андрей Романович аргишит к озеру Сиговому — там промышляет рыбу. Табуны диких оленей бродят по Камень- горе, очень чуткие и боязливые табуны. Если день ровный, солнечный и крепко мо розный,— олень чует опасность на далекие километры и никого к себе не подпускает. Тогда нужно остановить санку в ложбине и, припав к снежной тундре, на животе ползти, вытянув в руках карабин. Километр, три километра нужно ползти, укрываясь за кустиками тальника и острыми застругами, замирая каждый раз, когда от неосторож ного движения раздастся предательский хруст или скрип на снегу. Вот табунок удобно уместился на мушке карабина. Выстрел. Звери бросаются в сторону от Слева направо: охотница стахановка Дудинского района Ямкипа Татьяна; комсомолец из кол хоза „Новый нуть“ (Лайда - Салянской тундры) Яр Егор Ива нович.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz