Североморский лётчик. 1944, июнь.
21 'пюпп 1044 г., № Мб (21$). СЕВЕРОМОРСКИЙ ЛЕТЧИК 3 В самолетном ящике... БОЛЬШЕ ВНИМАНИЯ И ЗАБОТЫ ОБ ОТДЫХЕ ЛЕТЧИКА ПЕРЕД БОЕВЫМИ ВЫЛЕТАМИ На краю аэродрома стоит старый самолетный ящик с маленькими окошечками. В нем установлена дымящая «буржуйка». По бокам— I трехэтажные нары, на которых мо- ; гут расположиться до десяти че- і ловек. Матрацев нет. В-помещении : полумрак. Оно больше похоже на- і техническую каптерку с полками j для запасных -частей, чем на «КГІ», ; как его громко именуют. Счаст- ; /швцы забираются на нары, а • большинство слоняется вокруг ; я|ЯЩ Ни литературы, ни газет, I іш іНастолыіых игр нет. А между тейЬ'ймешш здесь летному соста- ; вйгіриходится проводить многие і чаШйДёжду боевыми вылетами. В свободное время, когда, каза- j Л 0 Й&, бы, имеется возможность I начинаются неирерыв-. і ці®іврі{кк- по телефону, дергаю- щЖлюдей. й.е. так давно в 17 ч. 30 м. мы потрйвёге селй -в автобус и поеха- ■ ли-на этот «К11». Там нам'сооб- ; щили обстановку и сказали: — Ждать. і Мы забрались в наш самолетный і ящик и просидели там 2,5 ча са. Потом нам разрешили поехать I на ужин. Но едва наш автобус тронулся с места, как ракета • со і старта преградила; ему путь. Де журный командир помахал рукой: -—Обратно Снова вернулись на «КО», где j нам поставили боевую задачу. Как ' это происходило? Мы стояли плот- I ной толпой в этом ящике, стараясь j внимательно вслушаться в слова : командира, Здесь находились эки- 1 пажи двух подразделений, веду- ; Щне- групп истребителей, флаг- j манские специалисты. Я оказался і в третьем или четвертом ряду, • вставал на цыпочки, чтобы уви деть, что показывает на карте : командир, ио кроме широкой спи- j ны и" затылка впереди стоявшего ^так ничего и не увидел. Впереди ! у нас довольно часто стоят люди, нелетящие на задание, а экипажи иногда не могут даже расслышать отдельных слов и до конца понять задачи. Однажды это привело к то,чу, что' ведущий штурман группы торпедоносцев, не рас слышав курса следования карава на, чуть было не повел группу по Другому маршруту. Вскоре мы вылетели на торпед- ныйіудар, а в 0 ч. 10 м. вернулись с задания. Все помнят, какой это был успешный, но вместе с тем и напряженный вылет: экипажам приходилось преодолевать очень сильный зенитный огонь и вести воздушный бой с «Мессершмитта- мн». Возвратившись, мы поужи нали и начали составлять письмен ное донесение. После этого нам поставили задачу на второй вылет и приказали оставаться на месте: время повторного удара было еще Неизвестно. Прошло минут 15 ожидания. Телефон неистовство вал. Вызывали то одного, то Другого офицера. С каждым звон- і ком мы ждали приказа о вы лете и поэтому все время нахо дились в налряжеігном состоянии. Некоторые товарищи все-таки не выдержали и стали засыпать сидя. Тогда командир части разрешил нам пойти на отдых в землянку механиков, расположенную невда леке. Члены экипажей улеглись, кое- кто стал уже засыпать. Вдруг раз дался звонок. Все вскочили. Из штаба части вызывали ведущего группы. — Должно быть, вылет,—-решили мы. Но ничего подобного: просто ве дущему сообщали новые коордн- .наты вражеского конвоя, по кото рому наносился удар. Из штаба почти непрерывно по ступали все новые сведения о конвое, шаропилотные дан ные. Каждый раз, услышав резкий звонок, все мы поднимались, ду мая, что это вызов. Но вызвали нас только через 2 часа 15 минут. Перед вылетом вновь дали коор динаты конвоя и предполагаемую точку, в которой он будет в мо- I мент удара, повторили шаропилот ные и другие необходимые данные. Спрашивается, зачем держали летный состав в таком напряжении в течение двух с лишним часов, когда можно было дать нам спо койно отдохнуть, набраться новых сил для предстоящего полета? Еще один пример. Был учебный день. В, 11.00 нас вызвали на тре нировочные полеты. Однако на КП об’явнлн готовность. В 15 ч. 10 м. нас послали обедать тут же на аэродроме. Все уселись за столы, но сразу же нас срочно вызвали. Запыхавшись, летчики соверши ли полуторакнлометровый пробег до КП и узнали, что вызваны они на . летно-тактическое учение. По сле проработки заданий нам зая вили, что вылет будет через... 2 ча са. Все снова двинулись в столо вую, совершая уже пройденный однажды полуторакилометровый путь, чтобы через полчаса проде лать его же еще раз. Непонятно, зачем потребовалось так поспешно вызывать летчиков, когда до нача ла учения оставалось больше, чем достаточное количество времени? Нераспорядительность, отсутст вие Должной заботы о летчиках в штабе, где т. Выдряков, — вот что приводит к подобным фактам. При более внимательном и душев ном отношении к людям такие недостатки легко устранимы. Нет слов, война требует от тех, кто воюет, напряжения всех мораль ных и физических сил. Воинов на до приучать к физическим напря жениям. Но и это дело тоже сле дует делать с толком, не дергая людей попусту из-за чьей-то нерас порядительности. И. ИВАНОВ. А Г І ЕТР Алексеевич увидел сквозь табачный дым, сквозь частый переплет окна, что месяц со срезанным бочком, все время мчавшийся сквозь разорванные -туманы, остановился и повис. — Сиди, сиди, Данилыч, про вожать не надо, схожу — поды шу, вернусь. — Он встал из-за стола и вышел на крыльцо под Нептуна и грудастую деву с зо лотым горшком. Влетел в нозд ри остро пахучий, мягкий ветер. Петр Алексеевич сунул трубку в карман. От стены дома — из-за колонны — отделился какой-то человек без шапки, в армяке, в лаптях, опустился на колени и поднял над головой лист бума ги. — Гебе чего? — спросил Петр Алексеевич. — Ты кто? Встань, указа не знаешь! — Великий государь,—сказал человек тихим, проникающим го лосом, — бьет тебе челом дети- нишка скудный и бедный, безза- ступиый и должный, Андрюша Голиков... Погибаю, государь, смилуйся... Петр Алексеевич сердито по тянул носом, сердито взял гра моту, приказал еще раз—встать. — От работы бегаешь? Болен? Водку на сосновых шишках вам выдают, как я велел? — Здоров я, государь, от ра боты не бегаю, вожу камень и землю копаю, бревна пилю... Го сударь, сила чудная во мне про падает... Живописец есть от ро да Голиковых —- богомазов из Лалехи! Могу порсуньі писать, как бы живые лица человечьи, не стареющие и не умирающие, но дух живет в них вечно... Мо гу писать морские волны и ко рабли на них под парусами и в пушечном дыму,—весьма искус но... Петр Алексеевич другой раз фыркнул, но уже не сердито: — Корабли умеешь писать? А — как тебе поверить, что не врешь? — Мог бы сбегать, принести, показать, да — на стене написа но, на штукатурке, и не краска ми — углем... Кра£ок-то, кистей- то нет. За краски, хоть в горшоч ках с наперсток; да за кисточек несколько, государь, так бы тебе отслужил—в огонь бы кинулся... В третий раз Петр Алексеевич фыркнул коротким басом. — Пойдем! — и, подняв лицо к месяцу, что светил на тонкий ледок луж; хрустевших под бот фортами, пошел, как всегда — стремительно. Андрей Голиков рысцой поспевал за ним, косясь на необыкновенно длинную тень от царя Петра, стараясь не на ступить на нее. Миновали площадь, свернули под редкие сосны, дошли до Боль шой Невки, где по берегу стоя ли крытые дерном низенькие землянки строительных рабочих. У одной из них Голиков — вне себя — кланяясь и причитая т о потом, отворил горбылыіую дверь. Петр Алексеевич нагнул ся, шагнул туда. Человек двад- *) Продолжение* Начало см. в «Североморском летчике» за б июня. Отрывок из I I I дать спало на нарах. Из-под по лушубков, из-под рогож торчали босые ноги. Голый по пояс, боль шебородый человек сидел на ни зенькой скамеечке около светца с горящей лучиной — латал ру баху. Он не удивился, увидя царя Петра, воткнул иглу, положил рубаху, встал и медленно покло нился, как в церкви — черному лику. — Жалуйся — отрывисто ска зал Петр. — Еда плохая? — Плохая, государь, — отве тил человек просто, ясно. — Одеты худо? — Осенью выдали одежонку,— за зиму — вишь — сносили. — Хвораете? — Многие хворают, государь,— место очень тяжелое. — Аптека вас пользует? — Про аптеку слыхали, точно. — Не верите в аптеку? — Да как тебе сказать, санд собой, будто бы, поправляемся. Ты откуда? Но какому на ряду пришел? — Из города Керенска при шел, по третьему, по осеннему наряду... Мы посадские. Тут, в землянке, мы все больные... — Почему остался зимовать? — Не хотелось на зиму домой возвращаться, — все равно, — с голоду выть на пути. Остался по найму, на казенном хлебе, — во зим лес. А ты посмотри — ка кой хлеб дают. — Мужик выта щил из-под полушубка кусок черного хлеба, помял, поломал его в негнущихся пальцах. Пле сень. Разве тут аптека поможет? Андрей Голиков тихонько пе ременил лучину в светце, в ни зенькой, обмазанной глиной, ме стами лишь побеленной землян ке стало светлее. Кое-кто на на рах из-за рогожи поднял голову. Петр Алексеевич присел на на ры, обхватил коленку, пронзи тельно, — а глазах, — глядел на бородатого мужика: — А дома, в Керенске, что де лаешь? — Мы сбитеньщики. Да ныне мало сбитню стали пить, денег ни у кого нет. — Я виноват, всех обобрал? Так? Бородатый поднял, опустил го лые плечи, поднялся, опустился медный крест на его тощей гру ди, — с усмешкой качнул голо вой: — Пытаешь правду?.. Что же, правду говорить не боимся, мы ломаные... Конечно, в старопреж- ние годы народ жил много легче. Даней и поборов таких не было... А ныне — все деньги, да деньги даиай... Платили прежде с дому, с со хи, большей частью — круговой порукой, можно было догово риться, поослобоиить, — удоб ство было... Ныне ты велел пла тить всем подушно, все души пе реписал, — около каждой души комиссар крутится, земский це ловальник, плати! А последний год еще, сюда, в Питербург, те бе ставь в лето три смены, сорок тысяч земских людей... Легко это? У нас с каждого десятого двора берут человека с топором, с долотом, или — с лопатой, по перечной пилой. С остальных де^ вяти дворов собирают ему кор мовые деньги — с каждого дво ра по тринадцати алтьщ и две денежки... А их надо найти... Вот и дери на базаре глотку: «Вот он, сбитень, горячий!». Другой бы добрый человек и вылил, — в кармане ничего нет, кроме «спа сибо». Сыновей моих ты взял в драгуны, дома — старуха да че тыре девчонки — мал-мала мень ше... Конечно, государь, тебе виднее — что к чему... -н книги романа — Это верно, что мне — вид нее! — жест-ко проговорил Петр Алексеевич.—-Дай-ка этот хлеб- то. — Он взял заплесневелый к у сок, разломил, понюхал, сунул в карман.—Пройдет Нева, привезут новую одежу, лапти. Муку при везут, хлеб будем печь здесь.—Он пошел было к двери, забыв про Голикова, но тот до того умоля юще метнулся, глянув на него, что Петр Алексеевич с усмеш кой сказал:—Ну, богомаз, по казывай... Часть стены между нарами, тщательно затертая - н побелен ная, была црикрыта рогожей. Го ликов осторожно снял ее, подта щил тяжелый светец, зажег еще ■и другую лучину, и, держа ее и дрожащей руке, — возгласил вы соким голосом: — Вельми преславная морская Виктория в Усгь-Неве маня пя того дня, тысячу семьсот третье го года. — неприятельская шня ва «Асгрель» о четырнадцати пу шек и адмиральский бот Л'едан; о десяти пушек сдаются госпо дину бомбардиру Петру Алек сеевичу и поручику Меншикову. На штукатуренной стене искус но тонким.углем были изобра жены на завитых пеной волнах два шведских корабля в пушеч ном дыму, окруженные лодками, с которых русские солдаты лез ли на абордаж. Над кораблями из облака высовывались две ру ки, держащие длинный вымпел со сказанной надписью. Петр Алексеевич присел на корточки. — Ну и луі—прогово рил. Все было правильно, — и оснастка судов, и надутые пузы рями паруса, я флаги. Он даже разобрал Алексашку с пистоле том и шпагой, лезущего по штур мовому трапу, и узнал себя, — принаряженного слишком, но — действительно — ои стоял тогда под самой неприятельской кор мой на носу лодки, кричал и ки дал гранаты. — Ну и ну! Откуда же ты знаешь про сию Викто- рию? і — Я тогда на твоей лодке был гребцом... Петр Алексеевич потрогал пальцем рисунок, — и верно, что ' уго^ь. Голиков за спиной его ти хо застонал. -— Этак я тебя, пожалуй, в Голландию пошлю , учиться. Не сопьешься? А то я вас знаю, дьяволов... Петр Алексеевич вернулся к генерал-губернатору, опять сел на золоченый стул. Свечи дого рали. Гости сильно уже подвы пили. На другом конце стола к о рабельщики — Федосей Скляев, Гаврила Меньшиков и Яков Бров кин, князь Голованин, пели жа лобную песнь. Один Александр Данилович был ясен. Он сразу заметил, что у мннхерца подерги вается уголок рта, и быстро со ображал — с чего бы это? —На, закуси! — вдруг крик нул ему Петр Алексеевич, вы хватывая из кармана кусок за плесневелого хлеба. — Закуси вот этим, господин генерал-гу бернатор!.. — Минхерц, тут не я виноват, хлебными выдачами ведает Го ловкин, — ему подавиться этим куском... Ах, вор, ах, бесстыд ник! — Ешь!—у Петра Алексеевича бешено расширялись глаза. — Дерьмом людей кормишь — ешь сам, нептун! Ты здесь за все от вечаешь! За каждую душу чело вечью! Александр Данилович повел на мннхерца томным, расскаян- ным взором и стал жевать эту корку, глотая нарочно с трудом, будто через слезы^, Разведчик Иван Гордеев, ела ва о котором облетела весь Ле нинградский фронт. Недавно Гордеев в числе первых ворвался * опорный пункт немцев, четырех гитлеровцев уничтожил грана- Тои- а Двух взял в плен. В свою часть он вернулся, кроме того, е трофейной рацией и стереотру бой. Фото В. Тарасовича. Фотохроника ТАСС. — Идет вражеский караван, — решили мы.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz