Север и рынок. 2019, № 2.

Тернером и последователями. О роли освоения/колонизации новых территорий как факторе становления нации много писали, начиная с Ключевского и Соловьева, и в России; интересен в этой связи актуальный тезис А. В. Головнева о фронтире как культурном коде [16]. Тенденция различать фронтир и колонизацию как принципиально разные явления слабо, но прослеживается во «фронтирной» литературе начиная с У. Уэбба [17], и надо полагать, что разница между «подлинным» фронтиром и колонизацией пролегает по разлому формирования новых / переноса старых институтов и смыслов. Таким образом, мы можем по особенностям институционального строительства разделить процессы освоения трансформационного (собственно фронтир) — и освоения инерционного (очень условно его можно обозначать как колонизация), не связанного с генерацией новых институтов, ценностей и смыслов. Различение институциональных особенностей освоения очень важно с точки зрения понимания траекторий будущего развития осваиваемых регионов. Здесь фронтир предоставляет нам еще один парадокс. В ходе фронтира формируется система ценностей открытости, эксперимента, поиска. Однако по «закрытии» экономического фронтира (в нашем понимании: с переходом от возрастающей к убывающей отдаче) эта система ценностей не исчезает сразу: работает известный регионалистам эффект зависимости от колеи. Парадокс здесь заключается в том, что обычно зависимость от колеи препятствует усвоению нового, тормозит инновационное развитие — но фронтирная «колея», наоборот, закрепляет ценности поиска, инновационного поведения. Концепция фронтира, понятая через призму актуальных направлений региональной науки, через парадигмы инновационного развития и эндогенного роста, позволяет переосмыслить процесс освоения как комплексный феномен инновационного регионального развития. 1.3. Концептуальное ядро современной европейской региональной науки: проникая внутрь локальных освоенческих «полюсов роста» Основная теоретическая платформа, на которой работают представители региональной науки, — это представления об эндогенном экономическом росте и его основных факторах, оформленные системой моделей и их качественной интерпретацией [18]. В отличие от моделей экзогенного экономического роста, которые доминировали многие десятилетия послевоенного времени и акцентировали проблему распределения основных материальных ресурсов по отраслям и участкам пространства, в новых моделях акцент сделан на креативной «упаковке» ключевых ресурсов и факторов роста на локализованной площадке во имя получения агломерационного эффекта и позитивных экстерналий на плотности взаимодействия экономических акторов друг с другом, которое порождает новое знание. В теории эндогенного роста пространство становится реальным и активным фактором хозяйственного освоения. Для того чтобы на этом пространстве рельефно и явно работали эндогенные факторы роста и развития, оно само должно обрести свойства изолированного анклава, острова, обособленной локализованной платформы, внутри которой генерируются эффекты коллективного обучения, тиражирования передовых практик и опыта, идет процесс пилотного экспериментирования. Распаковка «черного ящика» процесса хозяйственного освоения новых пространств и ресурсов и аналитическая его «анатомизация» обеспечивается ценой придания пространству освоения локализованного, островного характера. Можно назвать это намеренным приведением процесса освоения к малому пространственному размеру — то есть локализации в виде особых зон, хозяйственных островов, платформ, на которых можно получить новые системные эффекты возрастающей отдачи, позитивных экстерналий, коллективного обучения (то есть экономии на опыте) и др. В прежнем региональном или районном ареале развертывания деятельности индустриальных производственно-территориальных комплексов эти новые эффекты получить невозможно. Поэтому в пределах регионального или районного контура прежнего индустриального освоения или в новых пространствах «чистого листа» хозяйственного освоения намеренно обособляются локализованные площадки, на которых возникают эффекты хозяйственной концентрации. То есть ситуация на Севере и в Арктике приводится как бы к тому же знаменателю, что и в урбанизированных, давно освоенных районах, — в результате закрепления за ранее «пустым» участком пространства особого статуса вахтового поселка, локализованной экономической зоны, 20