Север и рынок. 2019, № 2.

Все это поначалу вызывало глубокое недоумение — и лишь десятилетие спустя пришло наконец понимание, что речь идет не об отдельных аномалиях, нет — ломается вся прежняя, четкая, целостная модель хозяйственного освоения Севера и Арктики, ориентированная исключительно на мощную и многоаспектную, всепроникающую роль государства. Так, из реалий жизни возникла задача разработки новой теории освоения Севера и Арктики России. 1. Три источника новой теории освоения Возникает вопрос, а на какой, собственно, основе возможно формирование новой теории освоения? Ведь совершенно очевидно, что простая переинтерпретация советской теории по типу «было — стало» здесь не проходит. Новая теория освоения с одной стороны, должна, конечно, учитывать советское наследие, с другой — наработки зарубежных исследователей Севера и Арктики (прежде всего североамериканской школы фронтира, ввиду сходства вызова обустройства обширных экстремальных пространств с российским случаем), наконец, передовые достижения мировой региональной науки как науки о законах экономического развития не стран или наций, а отдельных участков территорий, «оформленных» в города и регионы. 1.1. Советское наследие: освоение Севера и Арктики в широком контексте размещения производительных сил Советская освоенческая школа, возникшая во второй половине XX в. и окрепшая в 1970 ­ 1980-е гг., была прямой наследницей лучших традиций Императорского географического общества (подготовка промыслового освоения в результате обобщения материалов экспедиций) и школы русских историков XVIII-XX вв., которые описывали процессы колонизации, переселения, распространения русского государства, но по сути речь шла об освоении новых земель [2-5]. В послевоенные годы эти традиции исторических реконструкций освоения и заселения новых территорий продолжили работы по исторической географии [6]. Обширность пространств, которые одновременно вовлекались в хозяйственный оборот, — это характерные черты советского процесса освоения, что делает его уникальным для всего мира. Он обязательно должен был развертываться на значительной территории, с получением системных эффектов на межотраслевом сопряжении хозяйственных предприятий соседних обширных ареалов, — вся Западная Сибирь, весь бассейн Верхней Колымы, Урало-Кузнецкий комбинат, все Нижнее Приангарье и др. Таков всегда был народнохозяйственный замысел советских проектировщиков. И именно под этот ареальный масштаб разрабатывались понятия, методология, методы изучения хозяйственного освоения. Сам метод районирования советских экономико-географов родился из задач освоения и развития обширных территорий страны, свойства и ресурсы которых нужно было информационно осмыслить, понять, структурировать. И метод районирования (природно-ресурсного, геолого-экономического, инженерно-географического и др.) блестяще обеспечивал эти задачи экономной свертки информации о новой местности, входящей в процесс индустриального освоения. Популярность освоенческой тематики в позднесоветское время была настолько велика, что можно на самом деле говорить в этот период не о единой освоенческой, но о нескольких очень сильных освоенческих школах. Среди них, конечно, особое значение имеет московская школа во главе со своим лидером — родоначальником советского североведения (освоения Севера СССР) С. В. Славиным, которая осуществила прочную увязку освоения районов Севера и размещения производительных сил СССР [7, 8]. Очень конструктивным опытом региональных освоенческих школ были традиции междисциплинарности: интеграция усилий представителей разных дисциплин легче удавалась на конкретных и близко расположенных к местным исследовательским центрам полигонах. Например, в Новосибирской школе у лучших ее представителей — Б. П. Орлов, А. Г. Гранберг, М. К. Бандман — культивировалось перекрестное опыление экономической географии и региональной экономики [9-11]. В Московской и Ленинградской школах сильны были усилия по интеграции исторической и экономической географии: освоенческий процесс понимался как пространственно-временной, развертывающийся одновременно в пространстве и во времени, обладающий цикличной и районной структурностью. Иркутская школа поддерживала традиции междисциплинарности в интеграции усилий физико- и экономико-географов, прежде всего лидеров этих направлений В. Б. Сочавы и К. П. Космачева [12, 13]. Ее ключевая особенность — сильнейшая ландшафтная составляющая в экономико-географических исследованиях процесса освоения. Эта традиция базировалась на идеях В. Б. Сочавы — дифференциации азиатских ландшафтов и физико-географических закономерностях российской Субарктики. 18